— Пожалуйста, — не глядя на Коростина, пробурчал Раскатов. — Конечно, сами вы, товарищ Коростин, ко мне не обращались, но… Поскольку завод Калинина не сумел забрать у нас всю вишню — страшенный был нынче урожай на эту ягоду! — нам разрешили… в общем, четыре машины мы отправили в область, а какую-то часть реализовали здесь. За наличный расчет, само собой разумеется. Между прочим, вы, товарищ Костричкин, можете это проверить по корешкам накладных.
— Понятно! Иначе и быть не могло, — увесистым басом поддержал справку директора совхоза Антон Петрович Шарабанников. — А вам, дорогой Петр Ананьевич, я рекомендовал бы, прежде чем выступать с голословными обвинениями, действительно… почаще заглядывать в корешки!
Громогласная шутка председателя райсовета несколько разрядила напряженность. Но ненадолго.
— Простите, дорогой Антон Петрович, — с вежливой улыбкой обратился учитель теперь уже непосредственно к Шарабанникову. — Ведь вы, кажется, тоже рыбак?
— Что значит — тоже?
— Ну, как я, как Трушин, как Скворцов…
— Какой там рыбак! Так, иногда, баловства ради… — смущенно загудел было Шарабанников, почувствовавший в вопросе Костричкина подвох. Но тут же озлился на себя: — Только давайте без демагогии, товарищ Костричкин! Хватит!
— Антон Петрович! — укоризненно воскликнула Максимова и, так как в кабинете стало шумно, постучала карандашом о графин.
Учитель терпеливо выждал, когда утих говор, затем обвел, как всем показалось, повеселевшим взором обращенные к нему лица присутствовавших на бюро коммунистов и закончил свое выступление такими словами:
— Все мы, товарищи, живем, как говорится, на людях. А наш народ — зоркий хозяин. И строгий!.. Так что можно быть уверенным, что люди, которые нас окружают, все видят, все слышат и отлично во всем разбираются!.. И когда, к примеру, вы, товарищ Шарабанников, и ваш гость из области закинули позавчера удочки не в реку Прихоть, а в Надеждинский колхозный водоем, где сазанчики берут, можно сказать, на голый крючок, другим, не столь уважаемым рыбакам смотреть на это ваше «баловство» было обидно. Не обессудьте — так!.. Вот почему я пришел к твердому убеждению — да, вижу, не один я! — что сегодня на нашем бюро мы должны не только сурово осудить рядового члена партии Петра Скворцова, но и сделать — каждый для себя — принципиальный вывод. Партия не случайно начала большой разговор о ленинских нормах поведения каждого коммуниста…
…И снова, как и месяц тому назад, под левым берегом реки Прихоти жаркий, как зарево, отблеск утренней зари застилает предутреннюю пустоту неба.
И снова вдоль правого берега почти бесшумно скользит рыбачья плоскодонка, обведенная по борту суриком.
Только сейчас среди разнолопушистой листвы молодых дубков, осинок, кленов, врассыпную сбегающих к воде с кручи берега, уже явственно проступают — где золотыми блестками, а где и тусклой ржавчиной — осенние краски увядания.
Лодка с шуршанием раздвинула камыши, тоже начавшие желтеть и подсыхать к осени. И сразу же почти из-под самого носа плоскодонки с недовольным кряканьем взмыл целый выводок молодых уток.
— Эх, ружья на вас нет, хлопуши!
Петр Андреевич Скворцов проводил рассеянным взглядом низко летящих по-над берегом птиц и словно бы нехотя потянулся к связке удилищ.
Странно, как будто все обернулось для Скворцова благоприятно. Конечно, вину ему не простили, но по предложению секретаря райкома — хорошей, душевной женщины Натальи Николаевны Максимовой — бюро райкома заменило ему исключение из партии строгим выговором.
И с работы его не сняли.
И дома полный порядок: овощи нынче уродились — одного луку Анна Васильевна надергала восемь ведер.
И дочка со своим Колюнькой, можно сказать, никак друг на дружку не насмотрятся.
И на речке — эвон какая благодать!
Вот и сейчас размотает Петр Андреевич не спеша леску, червяка насадит, плюнет на него по рыбацкой привычке и — сиди себе да жди поклевки.
Кажется, чего еще мужику надо?
Ан нет!
Ровно месяц прошел с той злосчастной субботы, когда они с Петром Ананьевичем последний раз выезжали вот на это самое место.
Неужели же то был действительно последний раз?
Даже родные ему люди не догадывались, с каким возрастающим нетерпением ожидал Скворцов той минуты, когда на «Петровой латифундии» снова появится такая знакомая сухонькая фигурка человека, без которого, оказывается, Петру Андреевичу и жизнь не в жизнь!