Представим, что в романе слова «человек» и «демон» совсем не используются, и тем самым нам предоставляется возможность начать классифицирование персонажей на принадлежность по происхождению и природе к тем или иным существам. Всех, кого мы сейчас назвали, включая даже Воланда с его присными, мы бы сразу же определили как людей, потому что Воланд от них ничем явно не отличается. Но через какое-то время наше решение сильно изменилось бы. А все потому, что мы бы начали замечать, что Воланд и его присные все-таки какие-то другие, что они не такие, как мы. «Не, нет, это точно не люди», – мы бы начали говорить. Вспомним, как в науке бывали случаи, когда классификация чего-либо менялась с течением времени: Плутон объявили карликовой планетой, грибы когда-то считались растениями, а многие люди до сих пор думают, что пауки – это насекомые. Так и тут: сперва мы бы заметили, что Воланд от нас отличается внешне, внешним образом. Тот мог видеть мысли и предсказывать будущее, Азазелло не пьянел от конька и мог летать, Коровьев растворялся в воздухе, а Бегемота не брали пули. Естественно, люди не читают чужих мыслей, не видят будущего, пьянеют от спиртного, летать еще не научились, исчезать тоже не могут и боятся пули как огня. Но это все-таки не дало бы нам основания исключить Воланда из числа людей и отнести его к потустороннему миру по той причине, что мы уже выше указали, когда говорили, что частица «не» несет всегда разное значение. Мы бы могли выше к своему списку добавить, что в числе прочего людьми не являются также все боги из древнего мира. Но те, как можно сразу увидеть, не есть люди только в смысле наличия внешних отличительных особенностей, за которые они и прозваны нами богами. Так, Зевс есть бог лишь потому, что он бессмертен и способен на многое, чего невозможно ни одному смертному, но, в сущности, он такой же человек, как и мы. Словом, Зевс – сверхчеловек. Очевидно же, что Воланд не есть человек вовсе не так, как человеком не является бог Зевс, который ведь тоже может читать мысли, предвидеть будущее, быть вечно трезвым, летать, растворяться в воздухе и не страдать от пуль. К тому же в нашем мире все-таки иногда находятся люди, которые имеют подобные возможности. Конечно, никому летать и не страдать от пуль еще не удавалось, но видеть будущее и чужие мысли некоторым все же удается. Вспомним, например, Ганнибала Лектера из «Молчания ягнят» Джонатана Демми.
Тогда бы мы начали замечать уже нечто другое – то, что отличает от нас Воланда уже не внешне, а в том, что делает его дьяволом и его присных – демонами. Да, демонами могут быть только одни духи. Сколько бы, например, Марк Крысобой ни старался стать таким, как Азазелло или Бегемот, сколько бы он ни прилагал к этому усилий, у него бы никогда этого не вышло, потому что дьяволом не может быть человек. Быть демоном – это и есть та самая граница, что разделяет нас на людей и духов, это и есть та грань, что исключает Воланда, а также всех реально существующих ангелов и демонов из числа людей или нашего мира, перенося их в мир потусторонний. Мы, таким образом, сумели обнаружить достоверный критерий, по которому можно определять, за что одни персонажи в романе называются людьми, а другие – нет.
Однако нам нужно также увидеть, что разделяет друг с другом Воланда и человека со стороны не только первого, но и второго. Воланда делает духом возможность быть демоном или, что то же, дьяволом, а что уже делает людьми, допустим, Мастера и Маргариту? Чего такого не знают духи, но знает один человек? Чтобы начать поиск ответа на данный вопрос, я уже показал, как пользоваться этим критерием: Мастер, если бы мог никогда не пьянеть, не стал бы благодаря этому иметь возможность войти в свиту Воланда. Вечная трезвость не может кого-то сделать таким, как Воланд. И так читатель может отсекать в человеке все, что в нем имеется, пока не дойдет до отсечения того, после чего он уже бы смог стать демоном. У меня уже есть ответ, что это такое, но мне хочется, чтобы к этому читатель пришел сам. Мне хочется, чтобы читатель сам себе объяснил, почему и за что автор не называет Воланда и его присных людьми, тем более что я могу ошибаться в своем выводе. Правда, тут же себя поправлю, что ошибка с моей стороны здесь просто исключена: если отсутствие того, что я отсекаю в человеке, дает ему, хотя бы только в моих глазах, возможность осатанеть, значит, мой вывод верен, или тогда нужно просто признать мой критерий неверным, а затем и мой вывод, к которому я пришел. Также есть все основания меня тут упрекнуть и в умышленном и необоснованном скачке: конечно, включать в число людей Воланда и его присных, никто бы не стал, – рано или поздно каждый бы счел их за других, то есть, в нашем понимании, за духов, но непонятно, каким образом читатель может прийти к мысли, что эти духи – именно демоны, а не ангелы. По какому критерию судить, что свита Воланда принадлежит к силам тьмы, а не к силам света? С чего я решил, что Воланд как дух – это именно дьявол? Ведь я так и начал с такого перехода: «Тогда мы бы начали замечать уже нечто другое – то, что отличает от нас Воланда уже не внешне, а в том, что делает его дьяволом и его присных – демонами». Я бы, конечно, сказал читателю, по какому критерию можно определить, что Воланд – это духа зла, а не добра, но я не могу этого сделать, поскольку мне тогда придется уже рассказать о самом содержании моих книг – о том, к каким результатам приводит проведенное мною сравнение человека с дьяволом. Я лишь скажу, что тут стоит вопрос лишь о том, как понять, что Воланд – это сатана, если в романе это изначально не дано читателю автором, сама же по себе возможность стать демоном или демонизм однозначно есть в духовном мире, если в самом деле духам тоже ведомо зло и, стало быть, деление на сил тьмы и сил света. Иначе говоря, если мы имеем дело с духами, а вовсе не с людьми, мы рано или поздно обнаружим в них это самое деление, имеющееся в потустороннем мире: если есть ангелы, то демонов не может не быть. Поэтому мой критерий, несмотря на мой необоснованный скачок, является достоверным, и остается лишь доказать его ошибочным, если со мной кто-то не согласен. К тому же ранее в моих рассуждениях можно было заметить и обратный критерий, который становится наиболее ясным опять-таки на примере «Мастера и Маргариты». Суть этого критерия состоит в том, что духом нельзя назвать того, для кого сами духи как таковые являются ангелами и демонами. Если, например, для вампира, гнома, робота, обезьяны и Зевса Воланд – это дьявол, то из-за этого мы уже не можем причислить ни вампиров, ни гномов, ни роботов, ни обезьян и ни богов глубокой древности к потустороннему миру. Правда, возразят, что и для кота Бегемота Воланд – это сатана. Это, конечно, так, но очевидная разница, причем для всех, тут в том, что для Бегемота Воланд является сатаной только как факт, для гнома же Воланд – это то же, что Воланд и для человека. А раз для Воланда, Азазелло, Коровьева и Бегемота не может быть дьявола, то есть другого Воланда, или Азазелло, или Коровьева, или Бегемота, и, стало быть, потустороннего мира, то все четверо в самом деле являются духами как таковыми. И остается лишь объяснить, почему их следовало бы называть демонами, если бы в романе об этом не сообщалось.