— Мне кажется, что дело в умении делать выводы, — сказала Лена. — Как воспринимать подобные случаи — как закономерность или как исключение. Строить мировоззрение на частности и жить с оглядкой на нее или сознательно отдавать себе отчет в существовании подобного, но четко определять это как частность…
— Я надеюсь, что Разумовский поймет. А мне уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным. С девушками, которые не верили, что влюбленный в них парень на самом деле является мошенником и аферистом. В свое время они наговорили мне немало весьма нелицеприятных слов, обвиняя едва ли не в злонамеренной клевете на хорошего человека с целью поднять за его счет уровень раскрываемости. С матерями, которые ходили по инстанциям, доказывая, что их сын не угонял автомашину, не избивал в пьяном угаре прохожего до полусмерти, не насиловал с друзьями малолетнюю девчонку в подвале. Родители и влюбленные… Они искренне не могут поверить и защищают свои убеждения изо всех сил, пуская в ход все способы и средства. Моего знакомого инспектора по делам несовершеннолетних раз в неделю обвиняют в избиении детей, в подвешивании их за ноги к потолку, в изнасиловании. Он научился даже но обижаться, но… Нелегко. Как нелегко и смотреть в глаза тех, чьи родные и любимые пострадали от этих людей. Приходилось выслушивать и обвинения родственников убитого, требования немедленной расправы над человеком, находящимся под следствием, а само расследование воспринималось ими как умышленное затягивание, следствие коррумпированности, продажности и попустительства. Можно легко дождаться пощечины или плевка в лицо от родителей изнасилованной девушки, не понимающих, как можно вести следствие, когда нужно рвать насильника на части… И это мы тоже понимали и научились не обижаться, но… Все равно нелегко. Каждый раз очень и очень нелегко… Поэтому и невозможно заниматься этой работой, как… как работой. Если ты не знаешь, что ты делаешь и для чего, а просто зарабатываешь себе таким образом на жизнь, то тебя ждет горькое разочарование… Вот и сейчас я меж двух огней. Я боюсь, что завтра-послезавтра может произойти большая беда, Лена… Отвык я немножко от роли «говнюка», — невесело усмехнулся я. — Пора вынимать этот костюм из сундука и стряхивать с него пыль…
Она села ко мне на колени и, взъерошив мои волосы, потерлась щекой о мою щеку.
— Так легче? — спросила она, нежно касаясь губами моей шеи, уха, виска. — А так?..
Я рассмеялся и, подхватив на руки, крепко прижал к себе.
— Ну вот и хорошо, — прошептала она. — А все остальное образуется… Обязательно образуется…
* * *Я зябко поежился от утренней прохлады и плотнее запахнулся в плащ, безуспешно пытаясь защититься от всепроникающей сырости тумана. Больше всего мне сейчас хотелось развести огромный костер, завалиться на мягкий мох и тут же, в ласках исходящего от огня тепла, — спать, спать, спать…
— Едва документы на восстановление в розыске подал, а старые знакомые уже тут как тут, — проворчал я, пританцовывая на месте. — И недосыпание, и недоедание, и ожидание, и непонимание… Здравствуйте, родные…
— Знать, судьба твоя такая, — услышал я позади себя приглушенный бас. Разумовский вышел из-за деревьев и посмотрел в сторону выступающего из тумана особняка. — Все еще спят?
— Вроде как проснулись. Через час им выезжать. Если ничего не изменилось…
— Ты, это… Не обижайся за вчерашнее на меня, — смущенно попросил иерей. — Хорошо?.. Наверное, это от эмоций…
— Обычное дело, — пожал я плечами. — Нам, цыганам, кочевать, вам, оседлым, осуждать…
— Я и сейчас не верю, что она причастна к этим событиям, — сказал Разумовский. — Но я также знаю и то, что ты говорил все это не по злому умыслу или потому, что не веришь людям… Я знаю тебя и осуждаю себя за вчерашнюю вспышку… Но я надеюсь, что ты ошибаешься.
— Мне бы тоже этого хотелось, — от души сказал я.
— Я так и думал! — обрадовался иерей. — Потому-то я и здесь… Пошли в машину, там теплей. Я оставил ее метрах в пятидесяти отсюда, на проселке. Дорога все равно одна, мимо нас не проедут… Простуду подхватишь — кто ж тогда настоящих-то преступников ловить будет?
— И то правда, — согласился я.
Мы прошли к машине и, забравшись в салон, с удовольствием отогрели озябшие руки в теплом воздухе автомобильной печки. Минуты текли бесконечно медленно, и я почти задремал, разморенный теплом и убаюканный музыкой из приемника, когда Разумовский толкнул меня в бок: — Едут.