Оказывается, ничего страшного не случилось. Неприятно, да. Но сейчас надо думать, как вести себя, чтобы не повредить папиной репутации! Он человек в городе известный, а уж про маму — и говорить нечего!..
"Ты зачем ее купил?" — спрашиваю. "А что бы изменилось? — мама выгнула брови. — Не папа, так кто-нибудь другой. Ведь ель уже была срублена". А отец молчит, отвернулся, в глаза не смотрит. "Ты должен был его задержать! Отвести в милицию!" — реву в три ручья… "Что ты болтаешь! — закричала мама и пятнами пошла. — У преступника был топор! А папа — один! Один!.." А у меня внутри будто что-то сломалось — твержу, как заведенная: "Должен был задержать, задержать, задержать!.." "Маленькая дрянь! Ты не смеешь судить отца!" — я первый раз видела маму такой: лицо исказилось, губы дергаются, за сердце хватается.
Отец начал с ней отваживаться: принес воды, грелку — к ногам, виски ей растирает. "Иринушка, успокойся, милая!.." Весь вечер возле нее просидел, ко мне даже не зашел…
Ночь, сами понимаете, не спала. Писала письмо. Я поставила условие: или он сам пойдет в милицию и все расскажет, или — я уйду из дома. Насовсем, к бабушке. Так жить…
А дальше Вы знаете: мешала ребятам, запутывала следы, тянула время…"
Вот и вся история. Можно было бы на этом поставить точку, если бы не приписка в конце письма:
"А про Лаптева я объясню так. Разве можно, спасая человека, пусть друга, предать истину?.."
И мне хочется спросить Марину, а вместе с ней и других ребят: а разве можно, отстаивая истину, забыть о человеке, тем более — близком друге?..