УВД Магаданского облисполкома
По билетам аэропорта удалось установить, что к вам вылетел седьмого декабря рейсом 3823 Турнов Анатолий Александрович. Просим срочно установить, где он был вечером восьмого декабря в девятнадцать часов по хабаровскому времени. Турнов подозревается в разбойном нападении на сберкассу, может иметь при себе огнестрельное оружие.
Ветров
Нет, он нисколько не сомневался в докладе Кузьмина. Но при таких глобальных поисках небрежность одного могла свести на нет работу всех. Ветров хорошо помнил, как несколько лет назад они искали убийцу неопознанной женщины и один из участковых, проверявших домоуправления, не проявил должной аккуратности и исполнительности. А именно в этом домоуправлении города и крылась разгадка. Следствие затянулось на несколько месяцев. Нет, Кузьмин не мог ошибиться. Но Турнов мог оказаться хитрее. Вылететь в Магадан седьмого декабря, вернуться восьмого и… мало ли куда он мог исчезнуть. Ветров любил полную ясность в от* ношении подозреваемых, любил доводить дело до конца.
А сейчас, похоже, надо было начинать все сначала.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ, ОДИННАДЦАТОЕ ДЕКАБРЯ
Таксист Борис Хондожко пришел в отделение милиции сам. По правде сказать, он еще позавчера узнал, что его зачем-то разыскивает милиция, и слегка встревожился. Может быть всякое: или ворюгу какого-нибудь на зеленый посадил, или тот фраер, что на прошлой неделе десятку сунул, загремел. Ничего приятного для себя от этого посещения Борис не ждал. И, как мог, старался оттянуть визит — и оправдаться при этом: был в отгуле, ездил в деревню, к старикам, откуда было знать, что вы меня ищете? Но когда его спросили, может ли он вспомнить события вечера восьмого декабря, еще конкретнее — вызов к дому по улице Ленинградской, 67, Хондожко даже повеселел. Память у него отличная, профессионально цепкая.
— Ну что рассказывать… Села женщина с ребенком и старуха с ними какая-то. Отвез их в Северный микрорайон. Взял ровно по счетчику, больше ни-ни. А что с ними?
— Больше ничего такого не заметили около того дома?
— Какого?
— Ну, подозрительного.
— Драчки, что ли? Нет, не заметил.
— К вам никто не обращался?
— Да как сказать — я же по вызову стоял.
— Может, пробегал кто-нибудь, например?
— Это вы насчет сберкассы-то?
— А вам что-то известно об этом?
— Да, болтали ребята в парке… Нет, что хотят, паразиты, то и творят. Совсем обнаглели.
— Ваша машина стояла как раз у угла. Так?
— Ну.
— Вам говорили пассажиры, что в сберкассе что-то неладно. Стрельба и так далее.
— Их только послушай, они наговорят.
— Но ведь эти выскочили прямо на машину, выронили сумку с деньгами. Было такое, припомните?
— С уверенностью сказать не могу. Знаете, за день накрутишься, всякого насмотришься. Ведь целый день за баранкой — это…
— Ну хоть какие они были из себя — приблизительно.
Хондожко то ли хитрил, не желая фигурировать в деле свидетелем (затаскают потом), то ли в самом деле не понимал, что от него хотят.
— Но хоть позвонить в милицию вы могли. После смены.
— Я же говорю — был в отпуске. Сменился — ребята к старикам подбросили. Если б я знал, что сберкассу грабанули… Думал — так, чепуха, хулиганье всякое.
Ничего нового явление Хондожко в поиск не привнесло. Его показания лишь подтвердили цепочку: сберкасса — такси — шофер Балаш — комбинат ритуальных принадлежностей — база. Дальше цепочка обрывалась. Правда, какая-то надежда оставалась на кондуктора «единички». Она должна была бы видеть обоих преступников в лицо, при ярком свете, и, может быть, даже описать их на фоторобот. По времени получалось, что через эту остановку прошла машина, в которой кондуктором была Валентина Хлебнева. Хлебнева оказалась памятливой, но безудержно говорливой:
— Я еще с девками какими-то ругалась. Они говорят — на себя сначала посмотри. Я говорю — нечего мне на себя смотреть, я уже старуха. А тут этот поцарапанный прошел. Только я подумала: нарвался где-то на мешок с кулаками. Не пьяный бы, скандалу не оберешься. Он на вокзале сошел — там конечная, все там сходят. Разве за одну остановку разглядишь?