Больше всего досталось механику-водителю. Как только он распахнул люк и выбрался на воздух, на него тут же выплеснули бензин и подожгли. Комбинезон вспыхнул, как факел… Подоспевшие товарищи сбили огонь и спасли бойца. Тем не менее, он получил серьезные ожоги рук и предплечий и позже проходил курс лечения в больнице. Пострадали и другие члены экипажа БМП 536. Бойцы пытались объяснить, что в машине находится боекомплект, который в любой момент может взорваться. Но их голоса тонули в криках возмущенной толпы.
Не выдержав натиска, экипаж БМП 536 стал отходить к другим машинам. В солдат полетели камни, бутылки, металлическая арматура. Экипаж сожженной БМП, как его учили, двигался тесным кольцом, занимал оборону «спиной к спине» и производил предупредительные выстрелы в воздух. Вокруг было много корреспондентов телевидения, журналистов, людей с видеокамерами. Позже детали происходящего можно было увидеть на экранах.
Один из стоявших неподалеку молодых людей, Илья Кричевский, бросил камень в БМП, сделал шаг вперед с поднятыми вверх кулаками и упал как подкошенный. Случайная пуля попала ему в голову. Смерть была мгновенной… Гибель Кричевского немного охладила наиболее агрессивно настроенных людей. Солдаты прекратили стрельбу, отошли в тоннель, а затем к зданию Верховного Совета РСФСР.
— Дело о гибели Комаря, Усова и Кричевского было необычным, — вспоминает то время старший следователь прокуратуры Москвы Валентина Фокина — самый информированный об этом деле человек. — Во-первых, никогда раньше мы не сталкивались с такими объемами работы. Сотни людей были свидетелями гибели парней. Нам звонили по телефону, приезжали в прокуратуру, присылали письма и телеграммы. Мы опросили более двухсот свидетелей, чьи показания легли в основу расследования. В распоряжении следователей были фото- и видеоматериалы. Проводились следственные эксперименты, медицинские, баллистические и военно-уставные экспертизы. Требовалось выяснить соответствие действий военнослужащих существующим законам.
По крупицам, с большим трудом, составлялась картина происшедшего. Но следствие проходило в крайне нервозной обстановке. В стране де-факто было двоевластие: не имеющий реальной силы Горбачев и поддерживаемый большинством россиян Ельцин. Размежевание продолжалось, люди все еще находились в напряжении. Арестованные члены ГКЧП сидели в камерах следственного изолятора «Матросская тишина»… В такой ситуации решение по делу о гибели трех парней в трагическую ночь 21 августа приобретало политический смысл. Оценка действий военных могла стать катализатором нового противостояния в обществе, привести к непредсказуемым последствиям.
— Были звонки с угрозами, — вспоминает Валентина Николаевна, — скрытыми и вполне реальными. У входа в прокуратуру на Новокузнецкой улице возникали митинги, выставлялись пикеты. В какой-то момент мне стало не по себе. Выходила из метро «Павелецкая» и оглядывалась по сторонам, на всякий случай… Тогда у меня впервые возникло чувство, что за спиной никого нет. Оступись, сделай ошибку, и все — поддержать некому. Я одна и могу рассчитывать только на свои силы.
Из материалов следствия:
«При общей оценке действий военнослужащих в той сложной обстановке военно-уставная экспертиза пришла к следующим выводам: «Хотя имели место отдельные незначительные нарушения и отклонения от требований руководящих документов по организации, подготовке и практическому выполнению задач первого мотострелкового батальона, в то же время офицеры и личный состав действовали в соответствии с ранее разработанными планами, приказами и распоряжениями своих командиров и старших начальников, а также согласно предусмотренной этими планами и приказами, предшествующей событиям 19–21 августа 1991 года подготовкой.
Имея крайне ограниченную информацию о ситуации и политической обстановке в городе Москве, военнослужащие, верные Военной присяге, действовали в целях защиты интересов Советского государства, обеспечения правопорядка, своих законных прав и обязанностей по исполнению служебного долга. В критической ситуации в ночь с 20 на 21 августа личный состав отражал нападение наиболее активных гражданских лиц, которое не прекратилось даже после применения военнослужащими боевого оружия.
Кроме того, нельзя не принять во внимание душевное волнение молодых офицеров и солдат, вызванное внезапным нападением и агрессивным поведением граждан, которое мешало точно определить характер и степень опасности и выбрать соответствующие средства и способы защиты».