«Улыбайтесь, вас снимают!»
Марину, с которой он когда-то работал в магазине, Пичушкин уговаривал несколько недель: звонил, надоедал, упрашивал… Пойдем в лес, давай встретимся. Как точно определил Андрей Супруненко: «вытаскивал», чтобы убить ее, как жертвенную овечку для ритуала.
Но идти в привычные места Пичушкин уже побоялся. Потом он расскажет, что видел переодетых сотрудников милиции. Замечал, что часть леса, где он ощущал себя как рыба в воде, находится под наблюдением. А главное, все канализационные колодцы были забетонированы. В том числе и его «любимый», в котором, по признанию маньяка, нашли свою смерть по меньшей мере десять человек. Марину убийца специально повез в другую сторону Битцевского парка. Ту, которая примыкает к станции метро «Коньково».
И ведь был уверен, что рискует больше, чем когда-либо. И сама жертва предупредила: сын знает, куда и с кем она пошла. Но отказаться от задуманного он не мог.
— Мы сидели на поваленном бревне, о чем-то говорили, — делился Пичушкин своими мыслями со следователем Валерией Сучковой, уже находясь в одиночной камере тюрьмы «Матросская тишина». — И вдруг Марина как будто почувствовала опасность. Испугалась, наверное. Стала рассказывать мне про записку с фамилией и номером моего телефона, оставленную дома. Я после этого часа три думал, все никак не мог решиться…
Вы только представьте себе ситуацию. Глубокая ночь, на поваленном дереве сидит женщина, а рядом с ней — измученный принятием «тяжелого» решения мается убийца: бить или не бить? Пять часов раздумий… Они пришли в лес в девять вечера, а за молоток маньяк взялся только в два часа ночи.
— Я мог бы ее отпустить, — вспоминал позже на допросе Пичушкин, — и она бы ушла. Только я знал, какая это для меня будет мука. Со мной такое уже бывало. Жить бы не захотелось, хуже самого страшного похмелья… И я решил махнуть рукой на все. Будь что будет, но отпустить я ее никак не мог. Душа не позволяла…
«Душа» руководила действиями Пичушкина и дальше. Свой «знак» — воткнутую в голову палку, он, конечно же, оставил. Не мог не оставить, хотя понимал, что и это дополнительная улика. Осознавал он и то, что по его следу идут десятки людей. Но убивать стало для него необходимостью…
Андрей Супруненко обратил внимание на длительный перерыв между убийствами в зимние месяцы и всплеск преступлений, наступивший чуть позже. На одном из допросов Пичушкин объяснил загадку: «Если я долго не убивал, то меня начинало «ломать». Зимой я болел, почти месяц не выходил из дому. Так плохо было… Зато когда убивал, то чувствовал прилив сил. Потом несся через лес напролом. Попадись в тот момент на дороге сосна — я бы ее снес!»
Из материалов уголовного дела:
«…примерно в 02 часа 14 июня 2006 года, желая причинить особые мучения и страдания, с целью убийства напал на Марину М. на территории Битцевского парка на тропинке, находящейся примерно в 250 метрах от АЗС. Пичушкин нанес ей восемь ударов молотком по голове, причинив многооскольчатый перелом костей свода черепа и множественные разрывы мозговой оболочки… После совершенного убийства Пичушкин с места преступления скрылся».
В кармане куртки жертвы был найден талон на метро. На клочке картона стояла отметка, где и в какое время использовался билет. Оперативники выяснили, что Марина села в вагон на станции «Новые Черемушки».
— В метро установлена отличная аппаратура, — поясняет Виктор Коньков. — Сотрудники просмотрели запись всех камер слежения в период, когда потерпевшая прокомпостировала талон. Цвет одежды жертвы мы знали. В роковой вечер она была в яркой куртке и светлых брюках. Нашли на записи ее изображение, сделали распечатку, отсчитали, сколько времени нужно для того, чтобы от «Новых Черемушек» доехать до «Коньково», и стали искать запись камер слежения, установленных в «Коньково». Тут мы впервые и увидели нашего «героя». На нескольких снимках он шел рядом с Мариной. Они оживленно и весело беседовали. Так мы получили изображение подозреваемого.
Я видел все эти фотографии. На них — слава научному прогрессу! — можно рассмотреть выражение лиц, даже некоторую напряженность во взгляде душегуба. Может быть, мне кажется, но он как будто присматривался к жертве, старался запомнить ее образ. Знал, что другого случая уже не представится никогда.