Выбрать главу

Автокатастрофа перечеркнула все планы. Машину, в которой ехали они с мужем, отправили в металлолом. Анджей повредил позвоночник, перенес несколько операций, нуждался в дорогостоящем лечении. Татьяна пострадала не меньше: тяжелый перелом руки, сложнейший перелом бедренной кости. Рука срослась, и в бедро вставили пластину. Но операция по металлоостеосинтезу не прошла бесследно. Хотя Татьяна не показывала вида, ее беспокоили боли, мучила бессонница. Иногда, чтобы снять стресс, она прибегала к алкоголю. Постепенно это вошло в привычку, стало чем-то вроде таблетки анальгина при мигрени…

Промаявшись до вечера, Татьяна позвонила подруге:

— Ты дома? Я заскочу.

Накинула пальто, на ходу крикнула маме, что едет отдать платье Лене, закрыла за собой дверь.

…Примерно в одиннадцать вечера матери Татьяны позвонила подруга Лена:

— Где Таня, жду ее второй час.

— Она около девяти уехала. Может быть, в магазин зашла?

— Да у нее и денег-то не было, — отвергла предположение подруга. — Она звонила с чьего-то мобильного, просила вынести сто рублей, за машину расплатиться.

— И что же?

— Простояла у подъезда, пока не окоченела. Куда она делась?

Даже мать, для которой эксцентричность дочери была привычной, тоже забеспокоилась. Но впадать в панику женщины не стали. В конце концов, Таня не ребенок. Могла неожиданно передумать, уехать к кому-то из знакомых, встретить на улице друзей. Да мало ли что могло произойти? Позвонит: знает ведь, что о ней беспокоятся.

Но Таня не позвонила ни через час, ни позже. Она не позвонила никогда.

Утром 20 декабря 2000 года мать девушки отправилась в отделение милиции. Дежурный внимательно выслушал взволнованный рассказ женщины, задал несколько дополнительных вопросов и равнодушно произнес: «Ну что вы так нервничаете? Найдется ваша дочь. Дело-то молодое…» И посоветовал прийти через три дня. Дескать, чего раньше времени горячку пороть, людей понапрасну беспокоить.

Описывать дальнейшие мытарства безутешной матери не буду. В конце концов заявление женщины приняли, в ОВД «Бирюлево-Восточное» завели розыскное дело, начали проводить стандартные мероприятия. Но все делалось «обстоятельно», без спешки и суеты. Рассылали ориентировки, опрашивали свидетелей.

Провели детализацию телефона подруги пропавшей девушки, установили хозяина телефона, с которого звонила Татьяна в роковой день. Парень явился в отделение милиции после первою вызова. Вспомнил, что незадолго до Нового года действительно подвозил какую-то девушку в район Олимпийской деревни. И она попросила воспользоваться его мобильником — звонила подружке.

— Потом девушка вышла, — спокойно закончил рассказ парень. — Я ее больше никогда не встречал.

Объяснение было приобщено к розыскному делу, его страницы были пронумерованы и прошиты. Ничего существенного главный свидетель не сообщил. Дело медленно, но верно переходило в разряд глухих «висяков». Таких в каждом отделении милиции не один десяток. Возможно, оно так и осталось бы никогда не раскрытым, если бы полгода спустя не попало к старшему следователю Нагатинской прокуратуры Михаилу Устиновскому.

«Причина смерти не установлена…»

Его предупреждали, даже просили: что ты делаешь, ведь пустые это хлопоты. Трупа нет, свидетельская база нулевая. Да и личность пропавшей, мягко говоря, вызывает вопросы…

Возможно, будь Устиновский старше, опытней, не стал бы и он возиться. Мороки и в самом деле много. Да и «живых» дел хватает, еле успеваешь разгребать. А тут — очевидный «висяк».

В таких случаях журналисты любят писать о шестом чувстве, профессиональном чутье. Возможно, все так и было. Только сам Михаил Юрьевич объясняет свою настойчивость прозаично:

— Нужно было выполнить некоторые обязательные процессуальные действия. Без них я не мог приостановить производство по делу, отказаться от дальнейшей работы.

По оперативным данным стало известно, что похожее тело было обнаружено в рощице около деревни Семивраги в Домодедовском районе Подмосковья. Его нашел случайный прохожий. Причем он заявил о находке не сразу, а примерно через неделю. Так что бродячие животные продолжали растаскивать останки по лесу. Опознание так никто и не проводил. О Глюзинска вспомнили позже, когда уже захоронили неопознанный труп на Новоямском кладбище под табличкой с пятизначным номером. В Московской области таких тел по весне находят сотни. Не созывать же по каждому случаю сход?