«Спит как убитый», - подумал Грегори и тотчас почувствовал леденящий страх. На миг у него перехватило дыхание. Ну конечно же! Фотография этого человека - сделанная после смерти - лежала у него в кармане.
Поезд резко затормозил. Кросс-роу. Вошли несколько человек. Огни на перроне дрогнули и стали отставать. Поезд покатил дальше.
Снова блеснули рекламы и световые табло. Грегори даже не взглянул на название станции, хотя ему давно пора было выходить. Он неподвижно сидел и напряженно смотрел на спящего. Раздалось пронзительное шипение; двери закрылись, горизонтальные линии светящихся трубок плавно поплыли назад, исчезли, вагон, набирая ход, мчался по темному туннелю.
Кровь стучала в висках, заглушая грохот колес. Вагон превратился в белесое, наполненное вращающимися искрами жерло, на дне которого покоилась голова старика. Как загипнотизированный, Грегори смотрел в темную щель полуоткрытого рта. В конце концов ему начало казаться, что это бледное одутловатое лицо излучает опалесцирующий свет. Он стал на ощупь расстегивать пуговицы пальто, чтобы достать пакет с фотографиями. Вагон затормозил. Похоже, это уже Камберуэлл…
Несколько человек встали, какой-то солдат, направляясь к выходу, споткнулся о вытянутую ногу спящего. Тот сразу очнулся, ни слова не говоря, поправил шляпу, поднялся и кинулся к дверям.
Грегори вскочил. Соседи удивленно посмотрели ему вслед. Он выпрыгнул из тронувшегося вагона, придержав закрывавшуюся с пронзительным шипением дверь. Краем глаза заметил разгневанное лицо дежурного по станции и услыхал на бегу его возглас:
– Эй, молодой человек!
В лицо ударила струя холодного воздуха. Грегори остановился, сердце бешено колотилось. Старик из вагона шел в толпе к длинному железному барьеру выхода. Грегори отступил назад и прислонился к газетному киоску, в котором горела яркая электрическая лампочка. Потянулись секунды ожидания.
Старик ковылял, понемногу отставая от основной волны пассажиров. На одну ногу он прихрамывал. Намокшие поля шляпы свисали ему на глаза, пальто было мятое, у карманов вытертое. Выглядел он как последний нищий. Грегори бросил взгляд на зажатую в ладони фотографию. Ни малейшего сходства…
В голове у Грегори все смешалось. Неужели из-за подавленности и растерянности его обманула отдаленная похожесть лиц? Покойный был явно моложе. Ну да, это совершенно другой человек.
Обмякнув всем телом, чувствуя, как нервно дергается веко, Грегори недоуменно переводил взгляд с фотографии на старика. Тот наконец заметил, что за ним наблюдают, и повернулся к детективу лицом - неправдоподобно массивным, набрякшим, с заросшими седой щетиной обвислыми щеками. Удивленно и остолбенело он пялился на Грегори, лицо его вдруг поглупело, обмякло, челюсть отвалилась, рот со слюнявыми губами приоткрылся, и сразу же это застывшее, неподвижное лицо стало похоже на лицо покойника с фотографии.
Грегори вытянул руку, намереваясь положить ее на плечо старику, но тот что-то крикнул или, вернее, издал хриплый вопль ужаса и вскочил на эскалатор.
Прежде чем Грегори бросился в погоню, на эскалатор встала супружеская пара с двумя детьми и загородила путь. Старик бежал вверх, лавируя между неподвижно стоявшими пассажирами.
Грегори, расталкивая людей, кинулся следом. Раздалось несколько гневных возгласов, какая-то дама что-то с возмущением выговаривала ему. Но он не обращал внимания. Наверху, у выхода, толпа была такая плотная, что протиснуться сквозь нее не было никакой возможности. Попытки продраться силой ни к чему не привели. Когда же наконец вместе с медленно двигавшейся толпой он оказался на улице, старика и след простыл. Безуспешно высматривал он его на тротуарах, на мостовой. Теперь Грегори переполняла злость на собственную нерасторопность; эта секунда промедления, пока он стоял в изумлении или, вернее сказать, в испуге, и решила все.
Машины двумя потоками объезжали островок, на котором был выход из метро. Ослепленный светом фар, Грегори стоял на самой бровке. Вдруг перед ним затормозило такси, и водитель, решив, что он ловит машину, открыл дверцу. Грегори сел, машинально назвал свой адрес. Машина рванулась, и только тут он заметил, что все еще сжимает в руке фотографии.
Через десять минут такси остановилось на углу маленькой улочки неподалеку от Одд-сквер. Грегори вышел, почти уже уверенный, что ему просто померещилось. Со вздохом он вынул из кармана ключи.
Дом, в котором он жил, принадлежал супругам Феншо. Это было старое двухэтажное здание с порталом, достойным собора, островерхой крышей крайне сложного очертания, мощными, потемневшими от времени стенами и длинными коридорами, изобилующими крутыми поворотами и тупиками. А комнаты в нем были такой высоты, что невольно появлялась мысль, будто предназначались они под жилье каким-то летающим существам. Впечатление это усиливалось, стоило бросить взгляд на потолки, украшенные чрезвычайно богатой декоративной росписью. Гигантская, облицованная мрамором лестничная клетка, погруженная в полумрак из соображений экономии электричества, с золотисто поблескивающим сводчатым потолком; обширная терраса на колоннах; зеркальный зал с жирандолями, скопированными с версальских; огромная ванная, перестроенная, очевидно, из гостиной - все это великолепие поразило воображение Грегори, когда он в сопровождении аспиранта Кинзи впервые осматривал дом мистера и миссис Феншо. А поскольку хозяева производили благоприятное впечатление, он с радостью принял предложение Кинзи и поселился в комнате, от которой тот отказывался по личным, как он говорил, причинам.
Викторианские архитекторы, строившие это здание, понятия не имели о «машинах для жилья», и дом действительно получился очень неудобный. Чтобы добраться до ванной, Грегори нужно было пройти по длиннющему коридору и застекленной веранде; путь же от входа до его комнаты пролегал через зал о шести дверях, совершенно пустой, если не считать шелушащихся позолотой потемневших барельефов на стенах, хрустальной люстры и шести зеркал по углам. Однако вскоре выяснилось, что неудобства планировки - это еще не самое главное.