– Я подобрел. Но на твоем месте, Харви, я бы все-таки испытывал угрызения совести. Эта утка - что они с ней делали в последние годы ее жизни?! В погребении замученных всегда есть нечто, отбивающее аппетит.
– Ну, Армур… - пробормотал Сисс, не зная, что ответить. Он попытался рассмеяться, однако это ему не удалось. Блак медленно покачивал головой.
– Нет, я ничего не говорю. И все-таки эта наша встреча - стервятники, слетевшиеся с четырех сторон света. А яблоки! Какая жестокость - набивать беззащитное существо каменными яблоками! Кстати, ты, кажется, занимаешься статистикой сверхъестественных явлений на кладбищах?
– Могу тебе ее дать. Но уверяю, в ней нет ничего сверхъестественного. Сам увидишь.
– Ничего сверхъестественного? Но это же ужасно! Нет, тогда я ее и в руки не возьму. Ни за что!
Грегори внутренне ликовал, видя, какие муки испытывает Сисс, как он пытается и не может попасть в тон писателю.
– Почему, это интересно, - добродушно заметил Мак Катт. - Как проблема очень интересно.
– Как проблема? Наслышаны. Плагиат Евангелия, не больше. Что еще?
– А ты не мог хотя бы минуту вести себя серьезней? - с плохо скрытым раздражением спросил Сисс.
– Серьезнее всего я бываю, когда шучу!
– Знаешь, мне этот случай напомнил историю с эберфельдскими лошадьми, - обратился к Сиссу Мак Катт. - Помнишь, лошади, которые читали и считали. Тогда тоже была альтернатива: чудо либо жульничество.
– А потом оказалось, что это не жульничество, да? - вступил Блак.
– Конечно нет. Дрессировщик лошадей - забыл, как его фамилия, - свято верил, что его лошади действительно считают и читают. Они копытами выстукивали число или букву и всегда угадывали, потому что наблюдали за хозяином! Словом, они читали, но не по губам, а по мимике, по бессознательным движениям, по тому, как он напрягается или расслабляется, меняет позу, в общем, по изменениям его поведения, незаметным для человеческого глаза. Эти сеансы ведь происходили под строжайшим контролем ученых!
– И им этого было достаточно?
– Невероятно, но факт. И потому традиционная точка зрения - либо чудо, либо блеф - оказалась неверна. Был третий выход.
– Я нашел гораздо лучшую аналогию, - сказал Сисс и оперся локтями о стол. - Вращающиеся столики спиритов. Как известно, такой столик начинает постукивать и дрожать, даже если на него кладут руки люди, не верящие в спиритизм. С традиционной точки зрения опять - либо жульничество, либо проявление, вмешательство «духа». Однако, хоть ни жульничества, ни «духа» нет, столик стучит! Его движение является результатом суммирования отдельных микроскопических сокращений мышц людей, кладущих руки на край. Ведь у всех людей организм имеет примерно одинаковую нервно-мышечную структуру. Мы просто имеем дело со специфическим собирательным процессом, определяемым изменениями тонуса, напряжения мышц и ритма нервных импульсов. Явление протекает без участия сознания, а в результате возникают значительные усилия, периодически воздействующие на столик.
– Позволь, позволь, - тихо и с явным интересом спросил писатель, - что ты этим хочешь сказать? Что трупы подчиняются общим флюктуациям кладбищенского мирка? Что мертвецы встают, ибо это следует из статистики процессов разложения? В таком случае, мой милый, я предпочитаю чудеса без статистики.
– Армур, тебе обязательно нужно все осмеять! - вспылил Сисс. На лбу у него выступили красные пятна. - Я дал только простейшую аналогию. Серию так называемых «воскрешений» (ибо это никакие не воскрешения) можно представить в виде кривой. Трупы отнюдь не сразу начали исчезать; сперва они совершали какие-то мелкие движения, процесс нарастал, достиг максимума и пошел на убыль. Что касается коэффициента корреляции с раком, то он выше, чем коэффициент корреляции скоропостижных смертей и количества пятен на солнце. Я уже говорил тебе, что…
– Помню, помню! Pak a rebours [Наоборот (фр.)], который не только неубивает, а, напротив, воскрешает! Это очень красиво, это симметрично, это по-гегелевски! - заметил Блак. Левое веко у него подергивалось, казалось, под бровью уселась темная бабочка. Впечатление это усиливалось еще оттого, что писатель раздраженно придерживал веко пальцем. Тик, очевидно, злил его.
– Нынешний рационализм - это мода, а не метод, и характеризует его поверхностность, свойственная моде, - сухо заметил Сисс. Ироническое замечание писателя он пропустил мимо ушей. - К концу девятнадцатого века утвердилось мнение, что во дворце мироздания все открыто и остается только захлопнуть окна и составить полный реестр. Звезды движутся по тем же уравнениям, что и части паровой машины. Аналогично и с атомами, ну и так далее, вплоть до идеального общества, построенного по принципу дворца из кубиков. В точных науках это наивно-оптимистическое представление давно уже похоронено, но в нынешнем обыденном рационализме оно до сих пор процветает. Так называемый здравый смысл проявляется в том, чтобы не замечать, замалчивать или высмеивать все, не согласующееся с родившейся в прошлом веке концепцией «до конца объясненного мира». А между тем на каждом шагу можно столкнуться с явлениями, структуры которых ты не поймешь и не сможешь понять без статистики. Это и знаменитое «duplicitas casuum» [Случаи парности (лат.)] врачей, и поведение толпы, и циклические флюктуации содержаний снов, да и те же вращающиеся столики.
– Ну ладно. Ты, как всегда, прав. А как ты объясняешь эти происшествия на кладбищах? - ласково поинтересовался Блак. - Столики спиритов для меня отныне не загадка. К сожалению, о твоих воскрешениях я этого сказать не могу.
Грегори даже заерзал в кресле, такое удовольствие доставила ему реплика писателя. Он выжидающе взглянул на Сисса. Тот, видимо, уже остыл и теперь смотрел на них с легкой улыбкой, словно приклеенной к губам; уголки рта у него поползли вниз, как всегда, когда он собирался изречь что-нибудь весьма значительное; вид был торжественный и в то же время наивно-беззащитный.
– Мак Катт показал мне недавно электронный мозг, с которым можно объясняться словами. И вот представь, его включают, лампы разогреваются, и репродуктор начинает хрипеть, бормотать, а потом произносить бессвязные выражения. Так бывает, когда медленно пускаешь пластинку, она сперва хрипит, а потом из хрипа начинает возникать речь или пение, но впечатление было куда сильнее; казалось, будто машина бредит. Я к этому не был подготовлен и потому помню до сих пор. И такое вот «необычное», сопутствующее явление зачастую затемняет картину. В нашем случае морг, кладбище, трупы становятся кошмарной декорацией, которая…
– Так, значит, ты считаешь, что твоя формула все объясняет? - тихо спросил Блак, не сводя с Сисса взгляда черных тяжелых глаз.
Тот энергично затряс головой.
– Я ведь еще не закончил. Я исследовал статистическимассовый скелет явления. Анализ каждого случая в отдельности, изучение процессов, вызывающих движение покойников, требуют дальнейших исследований. Но это уже вне моей компетенции.
– Ага, теперь понял. По-твоему, уже ясно, почему встают множество покойников, загадкой остается, почему встает каждый отдельно взятый покойник, да?
Сисс поджал губы, и уголки их моментально поползли вниз. Ответил он спокойным тоном, но гримаса эта свидетельствовала о некотором пренебрежении к собеседнику.
– Существование двух уровней явлений - факт, и насмешками этого не изменишь. К примеру, в крупном городе раз в пять дней раздается выстрел. Так утверждает статистика. Но если ты сидишь у окна и пуля разбивает стекло над твоей головой, ты не станешь рассуждать: «Ага, уже выстрелили, следующий раз выстрелят не раньше чем через пять дней». Нет, ты сразу поймешь, что напротив находится вооруженный человек, может даже безумец, и безопасней будет нырнуть под стол. Так что вот тебе разница между статистически массовым прогнозом и частным случаем, хотя этот частный случай и подчиняется общему закону.