– Которого нет и быть не может, как вы сами утверждаете, - спокойно заметил Шеппард. Чуть отдернув штору, он смотрел в темный сад.
– А почему вы вспомнили дело Лаперо? - после недолгого молчания спросил Грегори.
– Потому что началось оно весьма невинно: с геометрических фигур, выложенных из пуговиц. Но не только поэтому. Вот ответьте-ка мне, пожалуйста, что является противоположностью деятельности человека?
– Не понимаю, - пробормотал Грегори, чувствуя, что у него начинает болеть голова.
– В деятельности человека проявляется его личность, - спокойно пояснил инспектор. - В любой, в том числе и преступной. А вот правильность всех случаев этой серии безлична. Безлична - как законы природы. Вам понятно?..
– Кажется, да… - неожиданно хриплым голосом ответил Грегори. Откинувшись всем корпусом назад, он наконец вышел из круга ослепляющего света, и теперь глаза его начали привыкать к темноте. На стене кроме женщины висело еще несколько фотографий. Все это были снимки мертвецов. Шеппард вновь расхаживал по комнате, передвигаясь на фоне этих чуть выступающих из мрака лиц, точно среди каких-то фантастических декораций или, нет, - как среди привычных, свойских вещей. Наконец он остановился около стола.
– Математически эта серия настолько совершенная, законченная, что напрашивается вывод, будто преступника как такового нет. Это ошеломляет, Грегори, но это похоже на правду…
– Что, что вы… - чуть слышно прошептал Грегори, инстинктивно отшатнувшись.
Шеппард продолжал стоять возле стола, лица его в темноте не было видно. И тут Грегори услышал короткий сдавленный звук. Главный инспектор смеялся.
– Я вас напугал? - посерьезнев, спросил он. - Вы полагаете, что я несу чушь? А кто делает день и ночь? - вдруг после небольшой паузы задал он вопрос. В его голосе звучала насмешка.
Грегори вскочил, оттолкнув кресло.
– Понял! Ну конечно же! - воскликнул он. - Сотворение нового мифа. Искусственный закон природы. Искусственный, безличный, невидимый творец. И разумеется, всемогущий. Великолепно! Имитация всемогущества…
Грегори смеялся, но в этом смехе не было веселости. Несколько раз глубоко, судорожно вздохнув, он умолк.
– Почему вы смеетесь? - тихо, почти печально спросил инспектор. - Не потому ли, что такая мысль уже приходила вам в голову, но вы отбросили ее. Имитация? Да, конечно. Но она может оказаться настолько совершенной, что вы, Грегори, придете ко мне с пустыми руками.
– Вполне возможно, - холодно ответил Грегори. - И тогда вы назначите вместо меня другого. В конце концов, если бы это было необходимо, я уже сейчас мог бы объяснить любую деталь. Вплоть до случая в прозекторской. Окно можно открыть снаружи с помощью нейлоновой жилки, заранее привязанной к рычагу. Я даже попробовал. Но чтобы творец новой религии, этот имитатор чудес, начинал с таких… - и он пожал плечами.
– Нет, все это не так просто. Вот вы говорите «имитация». Восковая кукла является имитацией человека, не так ли? А если некто создаст куклу, которая умеет говорить и ходить, то это будет превосходная имитация. А если этот некто сконструирует куклу, способную истекать кровью? Куклу, которая будет несчастной и смертной, тогда что?
– А что общего это… Но ведь и у совершенной имитации, и у этой куклы должен быть творец, которому можно надеть наручники! - воскликнул Грегори, чувствуя, как в нем поднимается бешенство. «Он что, издевается надо мной?» - промелькнуло у него в голове. - Сэр, не могли бы вы ответить на один вопрос?
Шеппард повернулся к нему.
– Вы считаете, что эта проблема неразрешима, да?
– Да нет, что вы. Об этом не может быть и речи. Но вполне вероятно, что разрешение… - и инспектор замялся.
– Прошу вас сказать мне все до конца.
– Не знаю, имею ли я право, - сухо произнес Шеппард, точно обидясь на настойчивость Грегори. - Вполне вероятно, что разрешение вас не устроит.
– Но почему? Объясните же!
– Не смогу.
Он подошел к столу, выдвинул ящик и вынул небольшой пакет.
– Будем исполнять наш долг, - сказал он, вручая пакет Грегори.
В нем были фотографии троих мужчин и одной женщины. С глянцевого картона на Грегори смотрели заурядные, ничем не примечательные лица.
– Это они, - утвердительно произнес Грегори. Две фотографии он уже видел.
– Да.
– А посмертных нет?
– Нам удалось достать только две. - Шеппард снова полез в ящик. - Сделаны в больнице по просьбе родственников.
Это были фотографии двоих мужчин. И странная вещь, смерть сделала заурядные лица значительными, дала им монументальную торжественность. Они стали выразительней, чем при жизни, словно бы теперь им было что скрывать.
Грегори поднял глаза на Шеппарда и поразился. Сгорбленный, как-то внезапно постаревший, тот стоял, сжав губы, словно на него накатила волна боли.
– Сэр? - с неожиданной робостью произнес вполголоса Грегори.
– Я предпочел бы не поручать вам этого дела… но у меня никого больше нет, - тихо произнес Шеппард, кладя руку на плечо лейтенанту. - Поддерживайте со мной постоянный контакт. Я бы очень хотел вам помочь, но сомневаюсь, чтобы в таком деле опыт чего-нибудь стоил.
Грегори отшатнулся. Рука инспектора упала. Они стояли в темноте. Из мрака со стен на них смотрели лица мертвецов. У Грегори возникло ощущение, что сейчас он еще пьяней, чем в начале вечера.
– Прошу прощения, - произнес он, - но вам ведь известно больше, чем вы мне сказали, да? - Дыхание у него было прерывистым, как после долгого бега. Шеппард не отвечал. - Вы… вы не можете или не хотите? - продолжал допытываться Грегори и даже не удивился собственной дерзости.
Глядя на него с безмерным сожалением, Шеппард отрицательно покачал головой. А может, это была ирония?
Грегори взглянул на свои руки: в левой он сжимал фотографии, сделанные при жизни, в правой - посмертные. И опять, как и минуту назад, когда он задавал дерзкие вопросы, что-то толкнуло его. Это было словно касание незримого перста.
– Которые… важнее? - почти беззвучно выдохнул он. Только в полной тишине этой комнаты его слова можно было разобрать.
Шеппард, поджав губы, взглянул на него, как-то устало повел рукой и подошел к выключателю. Комнату залил яркий свет, все стало обыденным и привычным. Грегори медленно засовывал фотографии в карман.
Визит близился к концу. И все-таки, хотя они теперь обсуждали конкретные детали - количество и расположение постов у моргов, патрулирование названных Сиссом городков, полномочия Грегори, между ними оставалась какая-то недосказанность. Несколько раз инспектор умолкал и выжидающе смотрел на Грегори, словно раздумывая, не вернуться ли к теме предыдущего разговора. Но так-таки ничего больше не сказал.
Нижняя половина лестницы тонула в темноте. Грегори ощупью добрался до выхода и тут услыхал, что Шеппард окликает его.
– Желаю успеха! - торжественно напутствовал его главный инспектор.
Лейтенант отпустил дверь, и ветер с грохотом захлопнул ее.
На улице сырость и холод пронизывали до костей. Лужи подернулись льдом, под ногами хрустела смерзшаяся грязь, порывы ветра несли тысячи мелких капель, превращавшихся на лету в ледяные иглы. Они впивались в лицо и с сухим шуршанием отскакивали от жесткой ткани пальто.
Грегори попытался как-то осмыслить происшедшее, но с таким же успехом он мог заняться определением формы невидимых туч, которые ветер гнал над головой. Воспоминания вечера сталкивались между собой и рассыпались на отдельные эпизоды, не связанные друг с другом ничем, кроме охватившего его чувства растерянности и пришибленности. Стены, увешанные фотографиями мертвецов, стол, заваленный раскрытыми книгами… Грегори внезапно пожалел, что не заглянул ни в одну из них, не бросил взгляда в разложенные бумаги. Ему даже в голову не пришло, что это было бы бестактно. Он чувствовал, что дошел до какой-то границы, за которой исчезает всякая определенность. Каждая деталь, каждый факт готов был раскрыть любое из бесчисленных своих возможных значений, чтобы, когда он попытается уцепиться за него, внезапно развеяться, рассыпаться. И в погоне за истиной он будет погружаться в море многозначительных подробностей, пока не утонет в нем, так ничего до конца и не поняв.