Выбрать главу

— Какие успехи, сир?

— Пока никаких, Жан.

— Могу поделиться. У меня уже две лани и косуля, — принц показал на стоящую рядом лошадь с перекинутыми через её спину убитыми животными.

— Спасибо, брат, но мы уж как-нибудь, но сами, — с дрожью обиды в голосе ответил Карл и пришпорил коня. Он мчался через опушку леса за стайкой тонконогих, пятнистых косуль. Рядом скакали егеря, перезаряжавшие арбалеты и подававшие их на скаку дофину. Но к великому неудовольствию и поднимавшемуся раздражению ни одна косуля не упала. К дофину подскочил граф Вандом.

— Ваше величество, едемте на тот край поля, там егеря выгнали два десятка оленей.

— Едем.

Оба помчались, на ходу принимая от егерей заряженные арбалеты. Граф стрелял отменно и очень скоро с нескольких выстрелов подбил двух оленей. Он удовлетворённо выпрямился в седле, расслабленно опустил плечи и устало произнёс:

— Ну, что ж, было два, да ещё два — четыре. Пожалуй, хватит… Как вы считаете, ваше величество?

— Да, уж не знаю, граф, не знаю.

— Буду, счастлив, поделиться с вами, сир.

— Благодарю вас, граф, но я ещё в состоянии стрелять и сам. А, настреляв зверья, не стану хвастать. Вон капитан де Рэ, наверняка, убил не меньше вашего. Давайте, спросим.

Карл повернул коня к подъехавшему капитану.

— Ну, как охота нынче, Жиль?

— Две косули, три оленя и кабан, ваше величество.

— Ну и что? Эх, вы! Стрелки! Хвастуны! А вот кто опора и надежда Франции! — Вдруг конь дофина, словно в знак согласия мотнул мордой, гордо выпятил грудь, дрыгнул, словно в танце задними ногами, чуть вскинув круп. Но от неожиданности Карл упустил уздечку, не удержался в седле и медленно свалился на землю.

Оба — Алансон и Вандом — рассмеялись. Персеваль де Буленвилье, бывший рядом с де Рэ, шепнул ему:

— Помогите его высочеству.

Капитан спрыгнул с коня и вместе со слугами помог дофину вернуться в седло.

— Не огорчайтесь, ваше величество, — ласково произнёс герцог Жан Алансон, — ваш папенька тоже плохо сидел на… в седле.

Лицо Карла перекосилось в гневе. Тусклые, с маленькими точками зрачков, глаза его широко распахнулись. Губы, язык и зубы долго не слушались его. Наконец, он собрался с силами и пролепетал побелевшими губами:

— Делом надо заниматься, сир! Делом, а не охотой и прочей безделицей! А вы болтаете невесть что!

Сказал и с места рванул галопом в сторону Шиньона. За ним последовали его слуги и егеря.

— М-м-м-да-а-а, — глубокомысленно изрёк де Буленвилье, повернувшись к Шартье, когда они отъехали от насмешников. — Такого слышать ему ещё не доводилось. Никто ещё не смел, напомнить ему таким тоном об отце.

— Могу представить, как хотелось ему сейчас порубить на куски кузена и швырнуть его останки в яму с волками, — сказал поэт и дипломат Ален Шартье.

— Но сейчас он этого не сделает.

— Вы думаете?

— Убежден. Я знаю скрытный и злопамятный характер Карла. Сейчас он перекипит и затаит обиду. Ведь ему надо удержать окружение, чтобы не осложнить борьбу за трон и войну с англичанами.

— А что же в этом состоянии он сделает сейчас?

— Сейчас? — переспросил Буленвилье и, на мгновенье задумавшись, ответил. — Займётся государственными делами.

— И наверняка в дурном настроении совершит очередную глупость.

— Ошибку, монсеньор, ведь он почти король, и Бог ему судья.

(Пройдёт чуть более двадцати лет, закончится война с победой для Карла Валуа, и по формальному обвинению в денежных злоупотреблениях он самым первым обезглавит своего двоюродного брата герцога Жана Алансонского)

Карл Валуа

Вернувшись во дворец, Карл вызвал к себе казначея Эдмона Рагье и встретил его вопросом:

— Дорогой Рагье, ответьте мне, как проходит сбор податей?

— В общем-то, не так уж плохо, как могло быть.

— А что возможны недовольства?

— Нет, сир, больше всего наши мытари боятся увидеть веселье и услышать смех в ответ на их требование.

— Не понял.

— Ваше величество, когда у крестьян, ремесленников и торговцев ещё что-то есть, они стонут, ревут, но отдают. Если же смеются, спеши унести ноги, ибо рискуешь потерять голову. Знаю по собственному опыту и опыту других.

— Вот оно что… И как скоро мы сможем услышать смех?

— Боюсь, что это может случиться даже завтра, особенно в пограничных провинциях.