Как раз вовремя. Дежурный офицер быстро очухался, увидел, куда побежал самовольщик, и ринулся за ним в погоню. Он поднялся в казарму и стал ходить подряд по всем комнатам стометрового коридора, заглядывая в лица спящих, освещая их фонариком, но запомнившегося ему усатого лица, так и не обнаружил.
Когда Химичева в конце третьего курса выгоняли из института за неуспеваемость, он не преминул подойти к несчастному капитану и спросил: «А знаешь, кто тебя долбанул по морде ночью сапогом два года назад, когда ты ловил самовольщиков?» «Кто?» – с надеждой на сладкую месть взвыл капитан. «Я», – хлопнул себя в грудь Слава и пошёл прочь навсегда, вычерчивая последние шаги по шершавому асфальту института.
Яйца
Тактику Советской Армии преподавал замечательный во всех отношениях полковник, Николай Васильевич Ионченко. Его неформатная биография возбуждала нашу юношескую фантазию. Шутка ли, всю войну до последнего её дня он провёл на передовой, но не потерял, ни врождённой интеллигентности, ни, такого же, чувства юмора. Всегда весёлый, с хитренькой искринкой в больших карих миндалевидных глазах, с ямочками на румяных щёчках-колобках, высокий и статный Николай Васильевич вплывал в класс, окидывал взглядом сверху вниз аудиторию, уже давно готовую ответить громким хохотом на его остроту, и говорил, говорил… И, что бы он ни произносил, было ёмко, метко, интересно и весело. Так, например, об уставах он громко, чуть нараспев, на первой же лекции продекламировал: «Устав – это песня, которая написана кровью». Сразу всё встало на свои места.
Мы, естественно, расспрашивали о его боевой жизни, как он вступил в войну? Ионченко охотно рассказывал, что перед войной учился в пулемётном училище, через несколько недель после её начала их вывезли на подступы к Ленинграду, построили, и начальник курса, подойдя к началу строя, указал на самого высокого курсанта, объявив: «Ты командир». «Этим верзилой оказался я», – улыбнулся Николай Васильевич.
Так сразу он стал командиром роты. И пошло-поехало.
– А вы убивали кого-нибудь? – естественный вопрос юности.
– Ну, когда появились фашисты, скомандовал ребятам: «Огонь!», – и сам лёг к одному из пулемётов. Стрелял. Кто-то падал. Может, от моих пуль. Но самый необычный эпизод случился со мной в Польше, когда меня назначили комендантом одного небольшого, только что освобождённого, городка. На кирхе засел немецкий пулемётчик, и наши никак не могли его сбить оттуда. Посылали парламентёра, сообщили ему, что город уже сдан, что сопротивление бесполезно, – открыл огонь по парламентёру.
Наконец, ребята сумели захватить его живым. Когда я, собрав командиров на площади, давал указания, его подвели ко мне. Это был здоровенный рыжий, пьяный вдрызг, детина, с закатанными рукавами гимнастёрки, красноватыми, как это бывает у рыжих, огромными руками со светлыми курчавившимися завитками волос.
Я по-немецки спросил его имя. Он не ответил, а зарычал, вытянул руки вперёд и двинулся на меня, желая схватить за горло. Пришлось мгновенно выхватить пистолет и выстрелить. Пуля прочертила кровавую полосу ото лба к виску, не причинив ему заметного вреда. Застыв на секунду, он бросился на меня. Трудно сказать, чем бы это закончилось, если бы не стоявшие рядом со мной автоматчики, внимательно следившие за происходящим. Они дали очередь, и труп эсесовца свалился к моим ногам.
– Расскажите, расскажите ещё что-нибудь интересное из военного времени, – загалдели слушатели, которым, естественно было интересней слушать боевые побасенки, чем запланированный книжный материал.
– Был ещё один забавный случай. В одном из польских городков мы выбили немцев из пивного завода, где посреди цеха обнаружили объёмный котёл с пивом. Солдаты сняли каски и, разгорячённые боем, с удовольствием стали пить из них этот редкий в то время напиток, черпая прямо из котла. Уровень жидкости всё сокращался и сокращался. Когда до дна осталось немного, из неё выглянул какой-то чёрный предмет. Потянули за него и… вытащили труп убитого немца, свалившегося прямо в котёл. Многих, особо впечатлительных, тут же начало выворачивать наизнанку.
Спросили мы как-то нашего любимого преподавателя и о том, как его арестовали в Турции – слух об его послевоенной разведывательной деятельности давно достиг наших внимательных ушей. Мы уже знали всех бывших разведчиков, преподававших в нашем ВУЗе и их провальные истории. Так, одного из преподавателей, полковника, задержали в США, когда он случайно на улице встретил знакомого, с которым учился в штатовском институте по обмену. В этот раз он работал под другой фамилией и не нашёл ничего лучшего, как сделать вид, что с ним не знаком. Тот сразу застучал его, как это у них принято и совершенно не считается зазорным.