Они входят в кабинет Знаменского, он начинает разбирать папки в сейфе и торопит:
— Давайте, давайте.
— Как было приказано, — начинает Курков, — я копаю связи срочно кремированного Снегирева. И вот попутно в наркодиспансере врач рассказывает: наркоманы, говорит, необъяснимы, как лемминги. Вдруг идут косяком лечиться, через неделю исчезают. Потом совсем другая группа — и тоже куда-то девается.
— Что-то я такого не слышал, — замечает Томин.
— Не интересовались, — пожимает плечами Курков. — Посидели мы с врачом, поискали объяснение, и возникла следующая мысль: когда с торговцем что-то случается, клиенты бегут в диспансер перебиться с помощью медицины. Снова появляется торговец — откочевывают к нему. С этой мыслью пришел я к Севе Сажину.
— И что Сева? — смотрит Томин на своего стажера.
— Ничего особенного, Александр Николаевич. Пошуровали по другим районам. Везде как лемминги.
— Дальше! — говорит Пал Палыч, прекратив возню в сейфе.
— Дальше составили график этих набегов-исчезновений наркоманов. Глядим, один всплеск совпадает с пропажей дяди Миши.
Звонит телефон.
— Попозже, я занят, — говорит Пал Палыч.
— Сколько всех совпадений? — уже весь внимание, спрашивает он Куркова.
— Девять. Вот перечень.
— Та-ак.
— Совпадений с чем? — придирчиво уточняет Томин, адресуясь к Сажину.
— С якобы несчастными случаями среди людей, занятых в наркобизнесе, — отвечает тот.
— Ну знаешь, эта публика в смысле неожиданных смертей не имеет себе равных! Любую зависимость можно доказать. По воскресеньям травятся, по средам кидаются с десятых этажей. Запросто докажу!
— Александр Николаевич, тот, что с десятого этажа, — вряд ли самоубийство. У Коли есть показания соседа, который за минуту до смерти разговаривал с ним в лифте. Дай, — говорит Сажин Куркову.
Томин читает показания.
— Хм… И все тишком, за спиной…
— Проверяли, верная ли у нас теория складывается.
Знаменский откладывает проштудированный перечень Куркова:
— Да, я тоже к этому шел. На черном рынке групповая борьба.
— Расчистка, Пал Палыч! Кто-то захватывает рынок, действует служба ликвидации!
— Насмотрелись вы, ребята, гангстерских фильмов! — машет на них Томин.
— А если это серьезно? — говорит ему Пал Палыч. — Вместо разрозненных дельцов создают систему?
Томин ходит по кабинету, думает:
— Считаешь?.. Может, потому и Морда окопался?..
— А притоны нам попросту сдали, — добавляет Пал Палыч. — Убирают конкурентов нашими руками.
— Слушай, Паш, есть способ проверить блестящую теорию молодежи. Допросим притонодержателя!
В проходной следственного изолятора Томин и Знаменский сдают оружие и получают пропуска. Затем проходят внутрь сквозь раздвинувшуюся решетку и идут к следственным кабинетам. На проходе Томин говорит:
— Придется, Паша, блефануть. Уйми принципы. «Мы всё знаем, поэтому рассказывайте» — это ведь полная классика, раз в жизни можешь себе позволить!
— Именно классика. Всем известная. То есть стандарт. А к нему надо пооригинальней.
…Притонщик зарос щетиной, но в том же щегольском костюме, в котором забрали, но без брючного ремня, а элегантные ботинки, как здесь положено, лишены шнурков.
— На чем сгорел, на том дожаривайте, — говорит он, предупреждая вопросы. — А все эти где, у кого, почем — не буду я мараться!
— Ладно, — добродушно улыбается Томин. — Мы ведь что к вам: с полковником поспорили, знаете вы или не знаете, кто вас заложил?
Притонщик остро взглядывает на того, на другого. Конечно, сидя под замком, он размышлял и прикидывал, откуда на голову свалилась беда. Но приготовился отбиваться совсем от других вопросов.
— Мы о вас ни малейшего понятия не имели, не следили, ничего, — сообщает Знаменский. — И вдруг все три ваших притона.
— Да к тому же накануне, — вступает Томин, — ваш хороший знакомый почему-то из окна упал. — Он показывает фотографию. — Расшибся, конечно, но узнать можно.
Притонщик отшатывается, невнятно то ли причитает, то ли ругается.
— Догадываетесь, кто ваши недруги? — спрашивает Пал Палыч.
— Не знаю.
— Видишь, Паша, проиграл, с тебя причитается! — «торжествует» Томин.
— Неужели с вами даже не говорили? — изумляется Пал Палыч. — Я думал, условия предложили, вы не пошли на уступки… Кстати, дядю Мишу помните? — подливает он масла в огонь. — Из Москвы-реки выловили. А Демидов — тоже из ваших — машиной сбит.
— Совести у сволочей, как у бульдозера!.. Пришли на готовенькое и всю уличную сеть, всю клиентуру — все под себя! Кто согласился, с тех треть дохода! Чтоб им сесть, как я сел!