— Гражданину следователю! Ирочка, лапонька, вид у тебя неважнецкий.
— Посторонние разговоры, — казенно одернул Знаменский.
— Пожалуйста, сколько угодно. — Крепкая рука протянула пачку сигарет. — «Мальборо», гражданин следователь. Друзья не забывают.
— Советую привыкать к отечественным.
— Зачем? Плебейство.
Любимое его словечко. Хотя сам-то и есть чистокровный плебей, дорвавшийся до денег и кое-какой власти.
— Обвиняемые Маслова и Кудряшов, в связи с противоречиями в ваших показаниях между вами проводится очная ставка. Разъясняю порядок. Вопросы задаю только я. Отвечает тот, к кому я обращаюсь. Первый вопрос общий: до ареста отношения у вас были нормальные? Не было личных счетов, вражды? Кудряшов?
Тот со смаком затянулся.
— С моей стороны не было. А чужая душа — потемки.
— Маслова?
— Нет, не было.
— Тогда начнем. По чьей инициативе Маслова была переведена из НИИ торговли в ресторан?
— По моей.
— Для чего?
— Решили реорганизовать кондитерский цех, и я просил прислать способного специалиста.
— А для чего понадобилась реорганизация?
Кудряшов похвастался:
— Модернизировали производство, поставили дело на современную ногу!
— А на ваш взгляд, Ирина Сергеевна, для чего понадобилась реорганизация?
— Сначала я действительно покупала оборудование, выдумывала новые рецепты. Мы стали выпускать фирменные пирожные, торты. Очень интересно было работать.
С появлением Кудряшова ее как подменили: комок нервов. А тот слушает и кивает одобрительно.
— Потом?
— Потом цех начали расширять и расширять. От нас уже требовали одного — как можно больше продукции.
— Ресторан поглощал лишь малую долю сладостей, верно, Кудряшов?
— Излишки продавались через магазины.
— Стало быть, модернизация привела к тому, что кондитерский цех вырос в небольшую фабрику?
— Мы боролись за максимальное использование производственных площадей, гражданин следователь.
— А точнее говоря, старая кормушка показалась мала.
Знаменский немножко поцарапал в протоколе, сейчас будет для Масловой трудная минута.
— Кто и когда привлек вас к хищениям?
— Меня опутал и втянул Кудряшов!
Тот даже отпрянул, сколько мог, и изумился. Очумела она, что ли?! Но быстро переварил отступничество Масловой, засмеялся.
— Чему веселимся? — поинтересовался Знаменский.
— Да как печатают в скобках: «смех в зале».
— А кроме смеха?
— Ну ее, пускай врет что хочет!
— Негодяй!
Перебранки на очных ставках неизбежны, иной раз и рукоприкладство случается, конвоира приходится звать: самому лезть в свару противно. Эти, конечно, драться не станут, пусть поругаются, Масловой оно духу придаст.
— Ирина Сергеевна, как вы узнали, что в ресторане действует группа расхитителей?
— Прошло месяца полтора, как я там работала… У меня в цеху свой закуток, ну, вы видели… Кудряшов туда принес «премию» — так он назвал. Как сейчас помню — три бумажки по двадцать пять рублей. Я на них купила первые в жизни лаковые туфли, а Коле нейлоновую рубашку. Потом еще много раз он приносил «премии».
— Чем они отличались от обычных?
— Обычные платил кассир, а тут сам Кудряшов.
— Была отдельная ведомость?
— Я расписывалась в какой-то бумажке.
Красные пятна на щеках, на лбу, руки на коленях подрагивают. Как бы опять сердце не прихватило. Одиночным выкриком «негодяй!» не разрядишься. Надо бы ей пошибче что-нибудь заготовить для Кудряшова. Он, в сущности, роковая фигура в ее судьбе, и давно вынашивалась неприязнь… Маслова повторяла подробности, уже Знаменскому известные, и он прислушивался краем уха, чтобы вовремя вмешаться с соответствующим вопросом.
— Однажды вызвал меня к себе. Это было после Восьмого марта. Вызвал и говорит: тебя авансом побаловали, пора включаться в дело. И объяснил что к чему.
— Вы подтверждаете эти показания?
— Да что мне было ей объяснять?! Сама соображала, не маленькая!
— Много я тогда соображала…
Кудряшов поджег новую сигарету и пустил дым женщине в лицо.
— Не прикидывайся дурочкой, — он усмехнулся, призывая Знаменского в свидетели. — Сунул ей на пробу — взяла, аж глазки заблестели. Стал покрупнее давать — опять берет. А «премии»-то больше зарплаты. Тут, извините, и козе будет ясно!
— Однако вы не ответили — состоялся или не состоялся между вами откровенный разговор в марте?
— Возможно, я ей что-то и посоветовал. В порядке так сказать, обмена опытом, — небрежным тоном, как о пустяке.