– Твоя клиентка виновна, как и греховна, – сказал Альтшулер. – Она наняла Динка, чтобы тот убил Шерон Андерхилл. Она наняла парня по фамилии Ронзини для убийства Динка. Мы считаем, что труп, который в прошлом месяце всплыл на Галвестон-Айлэнд, является останками этого самого Ронзини. И она же подпоила Клайда Отта, хладнокровно застрелив его потом. Ты ведь знаешь это, ответь Христа ради, знаешь, правда?
Уоррен одну-две секунды подумал.
– Не для протокола?
– Как ты сам скажешь. Как тебе больше нравится.
– Я это знаю.
– Да, у тебя не было выбора, – вздохнув, сказал Альтшулер. – Просто я предпочел бы, чтобы ты не так здорово защищал ее, как ты это делал.
– Ты тоже сработал отлично. Мне кажется, что ты ее пригвоздил.
Альтшулер протянул ему свою большую руку. Уоррену внезапно пришла в голову мысль: и почему это я всегда считал себя лучше его? Боб убежден, что является справедливым человеком, потому что помогает поддерживать порядок в мире – он отсылает людей в тюрьмы на такие долгие сроки, какие только позволяет закон. Я считаю себя справедливым, потому что помогаю тем же самым людям не попасть в тюрьму и находиться на свободе так долго, как это положено по закону. Он обычно бывает прав, я чаще всего нет.
Уоррен принял руку Альтшулера и пожал ее.
В четыре часа вечера присяжные заседатели все еще не пришли к согласию по поводу вердикта. Судья Бингем послал им с бейлифом записку: если они решат продолжить обсуждение, то он останется в зале до восьми часов. После этого все присяжные будут сопровождены в отель, где поужинают и проведут ночь. Затем в девять часов следующего дня они продолжат работу. Или же, если таково будет их желание, они могут закончить и в шесть, чтобы сразу же пойти на ужин в отель.
От старшины присяжных поступил загадочный ответ: “Мы продолжим обсуждение, ваша честь”.
В половине пятого Уоррен шепотом посовещался с Риком, затем поднялся на лифте на 7-й этаж, в 299-й окружной суд.
Зал судьи Паркер был пуст, только сама судья и Нэнси Гудпастер, сидя рядом, работали над судебным календарем. Гудпастер быстро улыбнулась Уоррену и громко поздоровалась с ним.
Судья была загорелой и выглядела так, будто поправилась на несколько фунтов.
– О, да неужто это мой друг мистер Блакборн?
– Как ваши дела, судья?
– В полном порядке. А ваши, адвокат?
– Тоже в полном порядке.
– Заседатели все еще работают над вердиктом по “Баудро”?
Уоррен кивнул.
– Но умные люди говорят, что присяжные придут к решению до восьми вечера, – сказал он. – Самое позднее – завтра утром. Мой свидетель для дела “Куинтана” готов. Когда мы сможем начать?
– Завтрашний день и следующий за ним у меня достаточно свободны. В любом случае кое-кого я могу и разогнать. Начиная с четверга, все у меня переполнено. Поэтому вы начнете завтра после ленча, иначе я распущу присяжных, а в сентябре мы наберем новый состав. Вот так!
Новый состав присяжных в сентябре перечеркнет все, что Уоррену удалось достичь, к тому же ему придется поить Джима Денди по меньшей мере еще месяц. Уоррен мрачно посмотрел в непроницаемые глаза судьи. В тот же момент на столе бейлифа зазвонил телефон.
Нэнси Гудпастер подошла туда, подняла трубку и какое-то время слушала.
– Да, – сказала она. – Я сообщу ему.
Она положила трубку и повернулась к Уоррену.
– Ваш партнер зовет вас в “триста сорок второй”. Присяжные по делу “Баудро” входят в зал.
– Встать, суд идет! – провозгласил бейлиф, после чего в зал цепочкой вошли присяжные и заняли свои места. Джонни Фей Баудро стояла между Риком и Уорреном у стола защиты. Боб Альтшулер возвышался на месте обвинителя, слегка сгорбившись и легонько барабаня пальцами по крышке стола. Усевшись в свои кресла, присяжные через весь зал посмотрели на Джонни Фей, встретив ее вопрошающий взгляд. Но, казалось, в глазах их не отражалось никаких эмоций.
Судья Бингем спросил, вынес ли суд вердикт, и старшина присяжных, мужчина в черной спортивной куртке, тот самый, на выборе которого когда-то настаивала Джонни Фей, ответил утвердительно. Он протянул помощнику судьи листок бумаги.
– Можете зачитать вердикт, – сказал судья Бингем. Помощник громким и бесстрастным голосом прочитал:
– Мы, члены суда присяжных, пришли к мнению, что обвиняемая, Джонни Фей Баудро, невиновна в преступлении, совершенном в целях самообороны.
Кровь отхлынула от лица Уоррена. Джонни Фей издала вопль. Она обвила руки вокруг шеи Рика, обнимая его. Затем с распростертыми объятиями обернулась к Уоррену. Но Уоррена там уже не было.
Большими шагами, почти бегом, он выскочил из судебного зала. Репортеры погнались за ним, хватая его за рукава и выкрикивая на ходу свои вопросы. Мгновенно Уоррен был окружен, и вырваться он мог уже не иначе, как растолкав журналистов в стороны. Микрофоны маячили перед самыми его зубами. Волна какого-то нервного раздражения пробежала вдруг по всему телу Уоррена – от головы до пальцев ног.
– Суд сказал свое слово, – ответил он, – к лучшему это или к худшему. Миз Баудро теперь свободна. Это единственное, что имеет значение. Мне больше нечего добавить.
Но уйти Уоррен не мог. Репортеры окружили его, вцепившись ему в рукава.
– Мистер Блакборн, что вы имеете в виду, говоря “к лучшему это или к худшему”? Значит ли это, что вы выражаете сомнение в справедливости вердикта?
– Суд всегда прав, – сказал он, цитируя свои собственные слова, сказанные им когда-то его бывшей подзащитной. – Независимо от того, прав он или нет в действительности.
Посреди гула голосов и криков недоверия Уоррен решительно выбрался из толпы журналистов и телеоператоров. Никаких комментариев! Он направился в сторону лестничной клетки.
Дверь захлопнулась за ним. Уоррен прислонился лбом к холодной, облупившейся поверхности стены. Руки его были влажными, желудок вздымался и буквально выворачивался наизнанку. Альтшулер знал правду, но это оказалось неважно. “У тебя не было выбора”, – сказал он. Но я сделал свой выбор, подумал Уоррен, и добился того, что случилось. Если бы я был действительно храбрым человеком, я схватил бы сейчас эти микрофоны и сказал: “Она свободна. Свободна лгать, свободна снова убивать, свободна радоваться нашему соучастию”. Если справедливость еще существует, то происшедшее только случайность. Система в целом отвратительна. Спросите человека по имени Гектор Куинтана, который может получить смертный приговор за убийство, которого он не совершал: это она убила!
Уоррену хотелось завыть от отчаяния, но все, на что он решился, – это жалобный стон посреди четырех стен. Но что реально я мог сделать? – спросил он себя. Да ничего. А что я могу сделать сейчас? Тоже пока ничего. Так что, помоги мне Господи, но я найду свой путь!
27
Над массивным письменным столом Рика Левина в старом здании “Коттон-Иксчейнч-билдинг” горела синяя неоновая надпись – “Адвокат”. В одном из углов комнаты стояли деревянные копии средневековой дыбы и железной виселицы (“Это для того, чтобы помочь вам вспомнить все поточнее”, – обычно говорил Рик своим клиентам.) В другом углу на паркетном полу был установлен красный автомат, торгующий жевательной резинкой. Покопавшись в кувшине с мелочью, Рик опустил в прорезь машины два пятицентовика и предложил Уоррену один из выскочивших из автомата кубиков в розовой обертке.
Уоррен покачал головой. Напротив него на столе стоял кофейник с дымящимся ароматным черным кофе, который только что принесла Бернадет Лу.
После вынесения вердикта Рик побеседовал с несколькими членами суда по делу “Баудро”.
– Знаешь, – рассказывал он теперь Уоррену, – наверно, я никогда не перестану изумляться тому, как быстро люди обретают новое лицо. Вся остальная их жизнь может быть полной всевозможного дерьма, они могут мошенничать с налогами и обманывать своих супругов, могут быть настоящими лодырями и болванами, но, когда им приходится исполнять роль судей, тут, мой друг, они внезапно превращаются в честных американцев и профессоров логики. Они уважают Закон, они хотят поступать по справедливости. Заставляют меня самого поверить в систему.