— На твоих что ли? — взвилась мамаша. — На своих сидел, работал все время. Неведомо мне, что там написано. Наговор все, и вы тем же занимаетесь. Вы преступников искать должны, которые его жизни решили, а не грязью имечко его бедное поливать, — Шестакова уткнулась лицом в ладони, костлявые плечи ее затряслись от рыданий. — Я к прокурору жаловаться пойду, — закричала она сквозь слезы. — Погубителей искать надо, а вы чем занимаетесь? Я пойду, я докажу на вас.
— Успокойтесь, пожалуйста, Пелагея Дмитриевна. Обидеть вас я не хотел. Поймите, я так же, как и вы, заинтересован в поимке убийцы, но для этого мне надо больше знать о вашем сыне: его привычках, друзьях, образе жизни. Иначе убийцу найти трудно. Вы обязаны мне помочь, рассказать откровенно, а вы принимаете мои вопросы в штыки. Я правду говорю.
— Правду, правду. Знаю я вашу правду. Будь у меня большой заступник, убийцу давно нашли бы и меня так не забижали бы. А то, кто я есть — нищая! — Она снова заплакала.
Вершинин вытер со лба пот.
«Вот поговори с ней, — с досадой подумал он. — Вместо пользы сплошная нервотрепка».
— Знаете, ведь знаете, кто мово Васеньку убил, — опять закричала Шестакова, — а не трогаете, боитесь.
— Не понимаю, о чем вы, — удивился Вершинин.
— Понимаете. Не хуже меня понимаете. Клавки — кладовщицы с овощной базы сын Витька убил, да она покрыла, сунула, сколько надо, вот и не найдете.
— Вы что, меня имеете в виду? — покраснел Вячеслав.
— Тебя, не тебя, почем я знаю, а ходит он на свободе, а мой-то в могилке лежит.
— Выбирайте выражения, а то… — начал было с угрозой Вершинин, но тут же спохватился, заставил себя успокоиться и спросил:
— Какой Витька? Какой Клавки? Кто вам рассказал?
— Вам надо знать, какой, и не от меня, а от других. Бабка у нас одна на поселке живет, по фамилии Бруткина. Вот повстречала она меня вчера и рассказала, как Клавкин Витька пьяный еще раньше хвастал, что сделает он моему сынку. Потом, когда Васеньку убили, Витька сказал: «Ханыга получил за дело. За мной не заржавеет». Вся улица знает, а вы в стороне.
— Действительно не знаем, — признался Вершинин, — чего не знаем, того не знаем.
Минуту он колебался, а затем набрал номер телефона Стрельникова. Виктор отозвался сразу.
— Пока ничего, старина, — не дожидаясь вопроса, сказал он.
— Витя, сейчас же подъезжай сам или подошли кого-нибудь к дому Шестакова.
— Что случилось?
— Не по телефону. Минут через десять я буду там с его матерью, она сейчас у меня.
— Добро. Я тоже немедленно выезжаю.
Бабка Бруткина оказалась согнутой в дугу старушенцией с крупной родинкой на переносице, из которой, словно кошачьи усы, торчали длинные седые волосы. Незнакомого гостя она рассматривала хмуро, исподлобья. Едва Вершинин завязал разговор, в дверь резко постучались и на пороге появился Стрельников. Вершинин поблагодарил его взглядом за быстрый приезд и пригласил подойти поближе. Виктор с любопытством разглядывал убогую обстановку комнаты. При виде второго посетителя бабка боязливо забилась в угол.
— Товарищ из милиции, — пояснил ей Вячеслав, успевший представиться хозяйке.
— Што мне милиция, — прошамкала та, показав единственный желтый клык. — Мы люди честные, бояться нам нечего.
Однако вид ее говорил совсем о противоположном.
— Вы, бабуся, Клавку-кладовщицу знаете? — спросил Вершинин, — опасливо присаживаясь на скрипучий стул.
— Клавку-то? Глухову? Кто ее не знает. Все знают.
— Хороший, наверно, Глухова, человек?
— Мне-то откель знать. Человек как человек, плохого про нее не слышала, хорошего не ведаю.
— А Витька, сынок ее, какой парень? Не балует?
— Почем я знаю. Играюсь с ним, что ли? Знамо только, насмешник большой. Старость не уважает. Из длинной трубки горохом в старух стреляет, когда те в церкву идут. А более про него мне неизвестно.
— Может, чего похуже творит?
— Похуже? А чего похуже? — она выжидательно уставилась из своего угла на сидящих.
Те промолчали. Тогда Бруткина пожала плечами, словно не понимая вопроса.
— Рассказывают тут некоторые, — продолжил Вершинин, — будто угрожал Витька Шестакову Ваське или еще кому-то.
— Не слыхала, — отрезала старуха.
— Как не слышали, ведь вы Шестаковой сами рассказали об этом. Мол, Витька Глухов угрожал убить ее сына.
— Ничего такого я не говорила. Поссорятся, помирятся. Народ всякого наболтает. Один — одно, другой — другое. Откель мне знать про эту шантрапу, не ровня они мне. Да и в мирские дела я не лезу, молюсь богу денно и нощно, — она истово перекрестилась на образа.