— Привет, Олег, — помахал рукой Вершинин. — Я в гости приехал. Родители-то дома?
— Мать дома, — глухо отозвался подросток без особой радости.
— Ну и чудесно! Я приехал выполнить свое обещание, — покривил душой Вячеслав. — Помнишь, какое?
Тот молча кивнул.
— Кстати, почему ты не в школе? Или бросил?
— Я во вторую смену хожу.
— По-прежнему в училище тянет?
— Я своих желаний не меняю, — с большим достоинством сказал Гагулин и с вызовом посмотрел на собеседника. — Все равно год окончу и в кулинарку уйду.
— Ну и прекрасно, коли ты такой настойчивый. Я постараюсь помочь.
— Мама! К тебе пришли, — крикнул Олег, повернувшись к окну.
На крыльце показалась стройная женщина в обтягивающем фигуру розовом трикотажном костюме. Безукоризненная прическа из крупно завитых белокурых локонов, свежее моложавое лицо заставили Вершинина на секунду усомниться, мать ли она подростку. Ее свободно можно было принять за его сестру. Однако в тот же момент Олег сказал ей, разглядывая землю:
— К тебе пришли.
— Я из прокуратуры, — ответил на ее молчаливый вопрос Вячеслав и прикинул, сколько ей может быть лет.
— Олежка! — сразу озлилась та, — опять натворил чего, стервец? — и угрожающе шагнула в его сторону.
Лицо женщины моментально подурнело, кожа на щеках чуть одрябла, проступили морщинки.
«За сорок, — уверенно решил Вершинин. — Гнев, слезы и смех быстрее всего выдают возраст человека».
Олег странно втянул тонкую, длинную шею в плечи и стал ковырять лопатой слипшийся кусок земли.
— Извините, вас как зовут? — остановил рассерженную мать Вершинин.
— Вера Владимировна, — ответила она настороженно.
— Олег ничего страшного не натворил, Вера Владимировна, а приехал я сейчас больше для того, чтобы поговорить о его дальнейшей судьбе.
— Проходите в комнату, — пригласила его Гагулина, перестав бросать в сторону сына испепеляющие взгляды.
Квартира Гагулиных была обставлена на совесть, что называется «полон дом». Полированный импортный гарнитур, телевизор с большим экраном, вращающийся бар с набором винно-водочных изделий, который, судя по числу бутылок, только пополнялся. Каждая вещь на своем месте, все сияет чистотой. Но это великолепие резко диссонировало с маленькими, похожими на игрушечные окнами частного домика, с кусками подмокшей ваты между рамами.
Вершинин уселся на предложенный ему диван и вдруг замялся. Превыше всего он ценил искренность, но сейчас не мог быть искренним, потому что в душе сочувствовал родителям Олега. Он и сам, наверное, отговаривал бы свою дочь в подобной ситуации. Институт есть институт! Но все же обещание, данное парню, надо было выполнять.
— Если не секрет, какая у вас специальность? — начал Вячеслав издалека.
— Какой тут секрет! Старшей медицинской сестрой работаю в хирургическом отделении третьей областной больницы.
— О-о-о! — протянул Вершинин.
— Да! Между прочим одна из лучших больниц. Техника у нас самая новая, — с гордостью сказала она.
— А ваш супруг?
— Начальник сборочного цеха на заводе.
— У вас, по-видимому, неплохая семья. Как это принято сейчас называть — благополучная.
— Семья хорошая, грех жаловаться. Сам не пьет, с нами ласковый, добрый, да и на работе его уважают. Олег — паренек трудолюбивый, хотя в последнее время я стала беспокоиться за него, — закончила она, помрачнев.
— Почему так получается? — воспользовался паузой Вершинин. — Семья у вас благополучная. Родители — уважаемые люди. Олег тоже парень хороший. Однако учиться в школе не хочет, частенько слоняется по вокзалу, сигареты там, жевательная резинка. Добром это может не кончиться. Жалко будет парня.
— Значит, вы приехали говорить о его поведении, опять наверное, натворил что-нибудь?
— Извините, я затронул эту тему, ибо меня волнует судьба Олега. Привлекать его к ответственности или наказывать другим способом мы не собираемся.
— Я и сама думаю, почему его потянуло на такие дела, — прерывающимся от волнения голосом сказала она. — Парень он мягкий, отзывчивый, безвредный. Ребята, правда, стали последнее время к нему захаживать плохие: Глухов, потом Шестаков, которого они еще странной кличкой называли. Олег меня всегда уговаривал: подумаешь, пришли. Плохого я не сделаю». Однако, вероятно под их влиянием, школу хотел бросить, менял всякие вещи. И знаете — мы с отцом за всю жизнь ни разу его пальцем не тронули. Только убеждали. А он заупрямился. Выдумал учиться на повара.