— Эй, Вадим, — позвал он Субботина. — Давай попробуй кефирчику. — Вершинин подвинул ему бутылку кефира и распечатанную пачку печенья «Привет».
С удовольствием выпив кефир и съев всю пачку печенья, Субботин вместо благодарности глубокомысленно заключил: «Пшенная каша вкусней», — и тут же поинтересовался: «Домой отпустите или сразу заберете?»
— А есть за что?
— По-моему, не за что, но ведь вы-то можете и так, как у вас называется, — для профилактики. Сажали меня раз. Двое суток продержали за здорово живешь. Прощения даже не попросили. Подумаешь, у одного двадцать копеек взаймы взял, а потом по носу щелкнул.
— Вот, вот. Вымогательство в чистом виде, а когда еще силу применяют — самый настоящий грабеж. Статью уголовного кодекса, надеюсь, знаешь.
— Хм… грабеж! Тогда каждого второго можно грабителем назвать.
— Заблуждаешься! Шестакова, например, за то, что он отнял шапку и перчатки на вокзале, можно назвать грабителем.
Субботин метнул взгляд в следователя, но за спасительную соломинку не ухватился.
— Домой-то отпустите? — теперь уже уныло спросил он.
— Посмотрим. Жизнь покажет. А вот встречу с родителями гарантирую.
Поезд сбавил скорость. Субботин встал, быстро вышел из купе. Вершинин пошел следом, настороженно глядя ему в спину.
— Думаете сбегу? Не беспокойтесь; — бросил он на ходу. — В туалет надо, а то остановка скоро, Да и чего мне бежать? Пока нам по пути.
«Когда же наши пути разойдутся?» — хотел спросить Вершинин, но передумал и встал около туалета.
Однако Субботин решил поиграть на нервах у следователя и торчал там минут двадцать, пока не собралась приличная очередь.
Выйдя из вагона, Вершинин стал медленно пробираться через толпу встречающих, ощущая спиной теплое дыхание Субботина. Тот шел по пятам. В дежурной комната их уже ожидал Стрельников.
— Посиди пока здесь, — сказал Вершинин, указав спутнику на скамью рядом с дежурным и пошел с Виктором.
— Съездил успешно? — нетерпеливо спросил тот, не успев поздороваться.
— Здрасьте, товарищ начальник. Вежливость прежде всего, — в шутливом тоне начал было Вячеслав, но потом посерьезнел и устало произнес: — Похвастаться пока нечем. Работать с ним надо и сейчас же. Нину доставили?
— Ждет в кабинете Пантелеева.
— Как она относится к очной ставке?
— Поначалу отказалась. Потом убедили — согласилась, но настроение у нее — не очень.
Нина появилась в дверях, губы у нее были надуты.
— Подкатили почти к дому на желтой мигалке, — недовольно пробурчала она. — Бабки из тридцать шестой разнесут на всю улицу: опять, мол, Нинку в милицию забрали. А все Сашка Пантелеев. И чего вы только его в милиции держите?
— Смени гнев на милость, ворчунья, — заулыбался Вершинин. — Скажи лучше, как работается, какие дела дома?
— Спасибочки, хорошо, — ответила она, разом помягчев при виде Вячеслава. — Приняли меня ученицей на швейку, сейчас учусь. А дома? По-прежнему, разве мамашу теперь исправишь!
— Мне в завкоме обещали поселить тебя в общежитие. Так, по-моему, будет лучше для вас обоих.
— Для меня-то, может, и получше, да ведь она совсем тогда пропадет.
Вершинин еще прежде заметил, что Нина избегает произносить слово «мать» и всегда говорит неопределенно: «она». Одно время он даже считал, что девушка не любит мать, но теперь понял свою ошибку. Любовь к ней она пыталась скрыть за нарочитой грубостью.
— Будешь приходить к ней, навещать, — успокоил он свою собеседницу, — может, и она после твоего ухода за ум возьмется. Редко ведь дети уходят от родителей в общежитие.
— Ладно, посмотрим, — уклонилась от ответа Нина. — Вы только скажите в инспекции, пусть поменьше за мной бегают, и на фабрике с моим начальством хватит им шушукаться. А то ведь брошу к черту. Я ведь такая: решила пить бросить и работать начать, сделаю, а носом тыкать меня каждый раз в прежнее кончайте.
— Главное не в них, главное в тебе самой. Решила ли ты окончательно?
— Пока не знаю, — после паузы ответила она. — Посмотрю на ваше поведение.
Вершинин засмеялся:
— Смотри, смотри. А сейчас давай поговорим о другом. Знаешь, зачем тебя пригласили?
— Знаю. Стукача из меня хотите сделать.
Вячеслава больно резануло по сердцу грубое слово, вылетевшее из полудетских уст. Как от острой физической боли он закрыл глаза и плотно сжал зубы. Лицо его окаменело. Заметив реакцию следователя, девушка забеспокоилась. Она не хотела причинять боль человеку, нашедшему доступ к ее сердцу. Вершинин понравился ей сразу.