— Следователи коньяк употребляют, — в тон ей ответил он, — но будем считать, что я сейчас при исполнении.
— Жаль, — она поставила обратно в бар початую бутылку коньяка, подержала в руках маленькую рюмочку синего хрусталя, но передумала и взяла бокал побольше. На столе появился тонко нарезанный лимон, ветчина, маринованные грибы.
— Если вас не шокирует, я выпью водки, — сказала Ольга Владимировна.
— Не имею права вас ограничивать, хотя предпочитаю разговор на трезвую голову.
— От такой малости я не опьянею, не волнуйтесь, — с вызовом бросила она и что-то пробормотала осуждающе о современных мужчинах.
Вершинин пропустил ее слова мимо ушей и мелкими глотками принялся пить горячий кофе, изгоняя остатки уличного озноба.
— Иногда вечерами, особенно в непогоду, мне бывает очень тоскливо, — тихо сказала она. — Одиночество становится в тягость.
— Быть одинокой или нет, зависит только от вас.
— Да, вы правы, — согласилась она, — но все порядочные мужчины в нашем возрасте разобраны, а другие мне не нужны. Вы женаты?
— Конечно.
— Ну да, естественно.
Они помолчали. Вкус второй чашки кофе Вершинин ощутил еще острее.
— Вы счастливы… Слава? — пальцы Ефремовой на мгновение коснулись его руки. Вячеслав взглянул на Ефремову. Выразительные глаза женщины резко изменились. От прежней надменности и холодности не осталось и следа. Она откинулась на спинку кресла, положив ногу на ногу.
Внезапно раздался звонок в дверь. Ефремова быстро встала и вышла в прихожую. Вячеслав услышал звук Открываемой двери, а затем приглушенный голос. Только сейчас он сообразил, в каком оказался двусмысленном положении, и лишь усилием воли заставил себя остаться на месте. Мужской голос, доносившийся из прихожей, показался ему знакомым.
Войдя в комнату, Ефремова скользнула взглядом по гостю, и он уловил ее жгучее любопытство. Она пыталась уловить реакцию на неожиданное посещение. Вершинин даже не шелохнулся.
— Сосед из квартиры рядом, — виновато заметила хозяйка, усаживаясь в той же позе. — Просил закурить.
Вячеслав равнодушно посмотрел на нее.
— Хм. По внешнему виду вашего соседа я бы не сказал, что он склонен к саморазрушению. Слишком холеная физиономия.
— Вы разве знакомы?
— Познакомились, — недружелюбно ответил он.
В комнате опять повисло молчание.
— Ну, мне пора, — поднимаясь с кресла, сказал Вершинин.
Она молча проводила его до двери.
ДЖЕНТЛЬМЕН, СЭР И ПРОЧИЕ
Виктор Глухов просунул голову в кабинет точно в назначенное время. Всем своим видом он выражал полнейшую покорность. Вершинин с любопытством присматривался к нему. С момента последней встречи парень сильно изменился. Тогда, замызганный с всклокоченными волосами и воспаленными глазами, он больше напоминал загнанного зверя, а сейчас превратился в крепко сбитого аккуратного парня. Родители не жалели денег на его экипировку. Он был одет в отличную куртку темно-коричневого цвета, бархатные брюки и импортные ботинки на неимоверно высоком каблуке. По каблукам-то Вершинин и понял, что Виктор принадлежит к той незначительной части современной молодежи, которая в период всеобщего интенсивного роста не стала акселератами, а тихо и спокойно растет себе сантиметра на два, на три в год, страдая и мучаясь от этого. Такие ребята очень завидуют тем из своих приятелей, на которых с удивлением снизу вверх посматривают даже их собственные родители. Свое отставание они пытаются устранить с помощью высоких каблуков, мучительного висения на турнике вниз головой, всевозможных растяжек и других способов, которые им, впрочем, мало помогают. Некоторые из них, стараясь казаться взрослыми, совершают проступки, употребляют спиртное, пренебрежительно относятся к школе. Таким был и Глухов.
— Заходи, Витя, — позвал его Вершинин. — Успел отдохнуть от вольной жизни?
— Чего от нее отдыхать? — не понял юмора тот. — На фанзе мирово — сам себе хозяин. Хочешь спи, хочешь полезай на крышу да и смотри вокруг. Если бы еще харчами запастись, надолго можно оставаться. Как Робинзон.
— Уговариваешь сам себя, что прав. Еще неделя, и ты бы волком завыл, но не от голодухи, а с одиночества. Робинзон Крузо — он на все руки мастер был, все сам делал, а ты поди картошку сварить себе не умеешь.
Глухов набычился. Нравоучений он наслышался дома, а трудностей, о которых говорил следователь, не успел еще испытать — слишком быстро оборвалось вынужденное отшельничество.