— Дайте протокол, я посмотрю! — попросил Русанов. Перечитав еще раз место в протоколе, раздумчиво произнес: — Июнь — июль сорок первого… Эти месяцы дали чуть ли не наибольшое количество добровольно сдавшихся в плен. Во всяком случае, те, кто был не в ладах с Советской властью, торопились сдаться. Тот, кто будет читать протокол, так глубоко не заберется, как вы, Виталий Серафимович. Предположим, что вы правы и он действительно встретил войну в июне, что он был офицером. Но вы можете представить себе, сколько было в то время офицеров в звании лейтенантов, даже и капитанов. Фамилии его мы не знаем, а сличать его фотографию с фотографиями в личных делах офицеров — на это уйдут годы… Прямо хоть к Ло-тинцеву за идеей обращаться!
— Не надо к Лотинцеву! Есть тут путь, на мой взгляд, покороче. Он не Зяпин — это точно! Он бросил нам вызов: раскройте мое имя, тогда, дескать, заговорю. Это та же игра, что и на первом допросе. Пройтись около пропасти — и в сторону! Он игрок по натуре. Иван Петрович. И азартный! Вот на этом мы и скажем свое последнее слово. Он не Зяпин, а к немцам явился под именем Зяпина. А для того чтобы назваться чужим именем, надо было и немцам предъявить чужие документы. Где он их взял? Я читал воспоминания участников войны о ее первых днях. Там хаос царил. Вот когда труда не составляло под любое имя нырнуть. Но он нырял не под любое! Не под солдатское имя он нырял. Солдат для немцев мало интересен. Ему лопату в руки, и все… Их на каменоломни угоняли. Выбрал он себе офицерское имя и звание повыше лейтенантского. Убитого к тому же или пропавшего без вести. Много их тогда было убитых и пропавших без вести, в каждой части. Но он брал не из чужой части, из чужой части не с руки. Надо было взять не только документы, но и биографию. Федор Зяпин был рядом, в одной с ним части, и близко… Рушится где-либо логика?
— Логика не рушится, хотя построение и сложное… Я понял вас! Вы предлагаете искать Федора Зяпина… Предприятие долгое, но в общем-то не безнадежное. Затем взять списки офицеров в той части, где служил Зяпин.
— Конечно же! — воскликнул Осокин. — Он уже в августе сорок первого объявился на Ренидовщине. Он уже у немцев был своим человеком. Это июнь, самое большое конец июля. Еще ни одна часть не переформировывалась. И если Зяпин значился убитым или пропавшим без вести, то, безусловно, под своим именем в тех же списках мог фигурировать и наш подопечный. Фотография его есть.
— Ты настаиваешь на разработке этой версии? — спросил Русанов.
— Да. Только вначале необходимо провести личное опознание Зяпина вахманами и очную ставку с ними.
— Я не очень уверен, что со своей идеей ты не напрасно потратишь время. Нет никакой гарантии, что он признается и после того, как мы установим его подлинное имя. Может оказаться, что он и есть Зяпин. Загадку с Фогтом это тоже никак разрешить не поможет. Кстати говоря, даже если мы установим, что у него гостил Фогт, это в чем-то поможет ведомству полковника Корнеева, но еще не известно, знает ли Зяпин, куда скрылся Фогт. Эти люди не любят распространяться о своих делах.
— Иван Петрович, я настаиваю! Мы его должны раскрыть до конца!
— Это ваше право, Виталий Серафимович! В нашей работе не все версии находят подтверждение. Не огорчайтесь, если и эта версия окажется несостоятельной. Но прежде мы посоветуемся с полковником Корнеевым, а вы проведете очную ставку Зяпина с вахманами и с Ларионом Евсеевичем! И вот еще что: надобно рассказать на фабрике, каков оказался их комендант. Одно дело, когда свидетели давали показания, имея в виду личную трагедию, быть может, даже и сочувствуя ему, другое дело, когда речь пойдет об изменнике Родины. Быть может, у кого-нибудь освежится память?
21
Осокин проинформировал директора ватной фабрики, секретаря парткома и председателя профкома о мрачном прошлом их коменданта и воспользовался приездом в Сорочинку, чтобы еще раз уточнить внешние приметы Черкащина. Пр йшлось поработать допоздна, участковый уговорил его переночевать.