— Сказать все можно! Вы, гражданин начальник, воевали?
— Нет, не воевал, возрастом не вышел!
— А вот я воевал, с первого дня, как только немцы переступили границу.
— В какой части, если не секрет?
— Про то в моем личном деле достаточно написано! Спросите у моего следователя. Надо думать, что он даст его вам почитать.
— Уже читал. Да только дело это завели в военкомате не на вас, а на Прохора Охрименко. Вот ведь какая петрушка получается. Вы не он, а он не вы.
— Пустое, все это доказать еще надо!
— Напрасно надеетесь на что-то. Свидетелей против вас хватает.
— Поживем — увидим! — не сдавался Зяпин. Тут завели к ним первого вахмана. То был Ахрещук.
Зяпин скосил на него глаза и с недоброй усмешкой поприветствовал:.
— Здорово, земляк! Не ждал, а вот и свиделись. Думал ли ты раньше, что твоя служба у фрицев обойдется тебе боком? Не-ет, не думал.
Ахрещук чуть было попятился к двери и жалостливо взглянул на присутствующих.
— Чего робеете?! Держитесь смелей! — подбодрил его Корнеев. — Он теперь не страшен никому.
Ахрещук будто ожил и сделал шаг вперед:
— Не узнал я вас, гражданин подполковник. Сколько лет ведь прошло с тех пор, как вы взяли меня…
— Не подполковник, а полковник я уже! — поправил его Корнеев и, обернувшись к Осокину, добавил: — Между прочим, когда пришли за ним, так он за топор схватился, а тут вдруг чего-то струсил.
— И крысу ежели в угол загнать, она огрызается! — оправдываясь, сказал Ахрещук. — Это я крыса, а он совсем даже не крыса, волк о двух ногах. Я по трусости и от безысходства к фрицам подался, а он, видать, по убеждению.
— Жук ты навозный, а не крыса! — отозвался Зяпин.
Осокин остановил перепалку.
— Обменялись комплиментами, хватит. Свидетель, вопрос к вам. Вы знаете человека, который вам предъявлен?
— Да.
— Кто же он?
— Наш цугвахман Федор Зяпин.
— Не ошибаетесь?
— Истинную правду говорю, чтоб мне провалиться на этом месте.
— Он ваш земляк?
— Пришлый. Объявился у нас только в войну, а ранее и духу его не было.
— Обвиняемый, слово теперь за вами. Что он сказал, подтверждаете?
— Врет и не краснеет!
— Значит, нет. Так и запишем.
Потом Зяпину была дана очная ставка с бывшим вахманом Михайличенко. Выведенный из себя вкрадчивым его перечислением многих совместных акций вахманов и полицаев против партизан и мирных жителей, Зяпин под конец этой очной ставки сорвался и заорал:
— Паскуда волосатая! Задавил бы тебя своими руками!
Не лучшим образом прошла и очная ставка его с бывшим вахманом Пельцем. И этот свидетель не пощадил Зяпина, даже не отказал себе в удовольствии позлорадствовать:
— Если тебя в расход не пустят, то считай повезло!
Да, полковник Корнеев угадал. Зяпина никто из его бывших подчиненных выгораживать не собирался. Они даже обрадовались его аресту. В волчьей стае слабых не щадят.
В тот памятный день Зяпину была дана еще одна очная ставка — с его бывшей приятельницей Гладышевой.
— А ты еще как сюда попала? — перекосился Зяпин, увидев ее. — Гражданин следователь, получается некрасиво! Сначала привели сюда старого придурка, потом фашистских прихвостней, а теперь еще и эту фабричную шлюху.
— Зачем так оскорбляете женщину, да еще ту, с которой были близки?
Попыталась что-то сказать Зяпину и сама Гладышева, но Осокин остановил ее:
— Клавдия Ивановна, повремените! Лучше скажите, с кем он приходил к вам домой?
Она ответила сразу:
— Однажды он пришел не один, а с каким-то своим дружком, что тогда гостил у него.
Тут Осокин предъявил ей фотографию Черкащина — Фогта — Скулана.
— С ним?
— Да, с этим.
— Чем-то этот человек вас поразил?
— Он почему-то назвал его вдруг Федором.
— Может, оговорился?
— Не думаю, правда, за бутылкой, но назвал уверенно.
— Обвиняемый, что скажете на это?
— Скажу, что и она все врет! Бывал я у нее всегда один, а при свидетелях мне там делать было нечего.
— А мне можно задать ему вопрос? — робко поинтересовалась Гладышева.
— Задавайте! — разрешил Осокин, и Гладышева спросила:
— За что вы свою жену убили?
— Дура, на тебе жениться хотел! — ответил Зяпин и в свою очередь обратился к Осокину: — Мне надоела эта комедия, я устал, отправьте меня в камеру.
— Будет по-вашему, — согласился Осокин.
Гладышеву отпустили.
Однако перед тем как увести подследственного в камеру, полковник Корнеев обратился к нему со следующими словами: