— Я буду жаловаться, — возмущалась Ивашевич, — я до самого главного прокурора дойду, я на тебя управу найду. Не думайте, что если цыганка, то совсем дура и ничего не знает, не понимает… Да я…
— Слушайте, Ивашевич, ухватился за предпоследнюю реплику потерпевшей Паромов, чтобы хоть как-то отделаться от назойливой и настырной цыганки. — А ведь вы правы: только прокурор сможет вам помочь. Адрес прокуратуры знаете, или вам его назвать?..
— Знаю.
— Вот и хорошо. А теперь идите с богом. Дело я как-нибудь уже без вас окончу и направлю в суд. А об ознакомлении с материалами дела уведомлю в официальном порядке, по почте. И вам решать: приходить сюда и читать его, или не приходить и не знакомиться. Закон в данном случае, к вашему сведению, позволяет так поступать.
Отправляя потерпевшую к прокурору, Паромов применял недозволенный прием: прокурор не любил, как, впрочем, и все высокие чины, будь то прокурорские, милицейские, партийные либо административно-распорядительные и государственные, когда жалобщиков вот так запросто отфутболивали к нему, и тем более, если это делали следователи. Но лучше было вынести прокурорский разнос, чем бесконечное канючинье Розы Ивановны.
Затараторив что-то по-цыгански, по-видимому, не очень лестное по отношению к следователю, Ивашевич покинула кабинет.
— Фу! — облегченно выдохнул Паромов, — можно чуток расслабиться. Ну что за тупой народ — мертвого из себя выведут. — Посетовал он на непонятливость ушедшей потерпевшей.
— Не скажи, не скажи, — не согласился с ним Карих, — это они только нам «дурку» включают: «Не знаю, не понимаю…» — а на рынке или в ином другом месте они тебя враз обставят; и моргнуть не успеешь, как в дураках окажешься»!
Расслабиться на этот раз старшему следователю не довелось: пришел начальник СО Махов и подал новое дело.
— Изучи, возбуди и приступай к расследованию. — Был как всегда лаконичен и краток Махов. — Интересное будет дело, уж поверь мне.
— Хоть поверьте, хоть проверьте, — засмеявшись, пропел Карих строки из популярной детской песенки.
— Вот-вот, — улыбнулся Махов. — С песней оно и работается лучше, не зря же поется, что «нам песня строить и жить помогает…»!
— «С песней весело шагать по просторам», — тут же подхватил Карих, на ходу переделывая песенную строфу на свой лад, — и папашу проще бить, если хором!..
— Кстати о хоре, — скривил уголки губ в иронической усмешке начальник следственного отделения, — в областном УВД намечается смотр художественной самодеятельности, так не желаете ли блеснуть?
— Нет, нет, нет! — дружно ответили следователи. — Уж лучше с жуликами возиться… привычней, по крайней мере…
— Я если и умею на чем-то играть, то только на нервах, — добавил Карих, сияя белозубой улыбкой.
— А я уже свое в сводном милицейском хоре отпел, — напомнил своему начальнику Паромов, — и, кажется, вместе с тобой, шеф. Помнишь, как замполит Проворный еще в Промышленном РОВД нас в драмтеатр на сцену загнал петь «Наша служба и опасна, и трудна»? То ли под день, то ли в день милиции… А народу полный зал… А слов никто не знает… Позори-ще!
— Как же, — вспомнил и Махов ту несуразную ситуа-цию и стал рассказывать об этом Карих под смех и шуточки.
Только Паромову что-то не хотелось улыбаться, ему было не до песен и шуток — новое дело красноречиво напоминало о новых заботах и волнениях.
Остаток дня прошел в соответствии с ранее запланированными мероприятиями: Паромов почти без отдыха, только смоля одну за другой сигареты, отчего кабинет погрузился к неудовольствию некурящего Карих в сизую дымку. И только после 18 часов, когда можно было оканчивать трудовой день и отправляться домой, чего в милиции по древней традиции никогда не делалось, так как постоянно не хватало времени, старший следователь приступил к изучению полученного материала.
Первое, что понял Паромов, это было то, что дочерняя фирма «Слово и дело» состояла из тех же самых сотрудников, что и основная, так сказать, материнская организация КГСС, на тех же самых должностях, с теми же самыми производственно-служебными обязанностями, но уже с новой и другой зарплатой. Дочерняя фирма брала у материнской стройматериалы как бы в кредит с небольшой наценкой, не платя реальных денег, лишь совершив необходимую операцию с документами, тут же «накручивала 15–20, а то и все 30 процентов стоимости. И сбывала их по уже своей «вновь образованной» цене потребителям или же еще одним перекупщикам. Полученный таким образом «навар» делился между членами «Слово и дело», перепадало и руководству КГСС.