— И ты не боишься?
Миления так увлеклась разговором, что не заметила как позаимствовала крем у змея и помогала ему втирать там, до куда он не дотягивался.
— Боюсь. А что делать? Если все время бояться и сидеть на одном месте, то ничего не произойдет. Вот ты, например, почему сам не бежишь?
— Я не бегу, потому что, во-первых, мне некуда бежать, а во-вторых, Снейк и Джо будут праздновать. Я не смогу нормально спать, зная, что они без меня счастливы. Тем более от меня так часто хотели избавиться, что я уже не могу так просто уйти. Если только вперед хвостом, — ответил Ракеш, проследив за руками Роззи. — Дашь потом почитать книжки? Читать я люблю.
Девушка кивнула.
— А… Почему тебе некуда идти? Нет семьи?
— Семья у меня есть. Отец. Но у нас с ним сейчас есть некоторые разногласия, из-за которых мне не очень хочется возвращаться домой, — бегло ответил Ракеш, явно пока не желая распространяться об этом. — Кстати, а сколько тебе лет? Выглядишь на... самый сок.
Розалин смекнула — тема про семью болезненна и про нее пока говорить не стоит. Они знали друг друга меньше часа. Как считала Роззи, она не имеет права лезть ему в душу. Может, позже им удастся поговорить, а пока уровень доверия был не выше простецких разговоров.
— Этот твой «самый сок» он какой? — сузила глаза Миления, улыбнувшись.
— Ну, будь ты ламией, я бы сказал, что тебе лет сорок-шестьдесят. Но у людей это... сколько? Десять лет? Пять? — склонил голову вбок мужчина, на самом деле не очень-то много зная о людях. В прочем, он был такого же мнения о них, как и Джо: за ними надо приглядывать, купать, кормить, выгуливать и все в таком роде.
— Пять лет — это дети, — тихо засмеялась Роззи, переместившись подальше к той части хвоста, до которой руки не доходили. — Мне двадцать пять. А тебе сколько лет, симпатяга?
— Мне пятьдесят шесть. В самом расцвете сил, — с гордостью заявил змей, заблистав. Он подтянул к себе дальний конец хвоста и взял другой крем, чтобы смазать два давнишних шрама, единственных у идеального Ракеша. Они располагались по разные стороны, видимо, когда-то рана была сквозная. — А у вас есть обряды взросления, например? Мужчины доказывают, что они мужчины? На охоту, там, сходить или подраться?
— Такого нет уже много лет, — помотала головой Роззи и приметила шрамы. В воображении сразу предстала картина храброго боя и раненого Ракеша, что так самоотверженно защищал мирный народ. — Для чего интересуешься хоть?
— Из любопытства. Я же не знаю ваших традиций, вот и интересно. Если тебе всего двадцать пять, то в каком возрасте мальчишки становятся мужчинами, а девочки считаются взрослыми женщинами? — перефразировал свою мысль Ракеш, ненадолго прекратив ухаживания за собой, и поднял глаза на Роззи. — Мы у людей о-очень редко появляемся. Поэтому хотелось бы знать немного больше, чем есть сейчас.
— У нас сейчас нет такого явного разделения. Взрослые мужики могут мозгами оставаться мальчишками и в тридцать, и в сорок лет. Это средний возраст у людей. В шестьдесят и семьдесят люди считаются уже стариками. По стандарту в восемнадцать якобы взрослеют, когда заканчивают школу.
— М-м… В этом возрасте у нас уже в армии служат. В десять мы проходим первый обряд взросления, в пятнадцать вступаем в армию, а в двадцать у нас второй обряд. У женщин немного по-другому, но все мы учимся до тридцати и потом начинаем искать половинку для создания семьи. А у вас так быстро все пролетает. Сколько в среднем вы живете?
— До ста лет доживают совсем единицы, — печально вздохнула Розалин, для которой старость была какой-то страшной болезнью, из-за чего она так тщательно ухаживала за собой. Наверное, так же трепетно, как Ракеш.
— У вас так быстро пролетает жизнь... Жуткая вещь. Теперь я понимаю, почему ты согласилась. С таким коротким сроком начинаешь ценить каждый час и желаешь вкусить всего и сразу, — Ракеш оценил старания Розалин и подвинул хвост, дав ей другую часть, пока сам решил похалявить и прилег.