— Не понимаю, какое тебе дело до того, сверху я или снизу, — огрызаюсь я, уклоняясь от ответа, потому что это не его, блядь, дело.
У Кирана нет никакого права задавать этот вопрос, но ответ на него — да. Это редкость, учитывая, что я предпочитаю быть сверху, независимо от пола партнёра, но время от времени охотно ищу того, кто меня трахнет.
Подайте на меня в суд.
На мгновение я хмурю брови, продолжая обдумывать его вопрос. И тут меня озаряет понимание.
Вопрос не в том, трахаюсь я в задницу или нет... А в том, почему Киран об этом спрашивает.
Медленная улыбка скользит по моим губам.
Я вижу щель в его броне, и спорю на свою задницу — каламбур определённо уместен — что заберусь Грейди под кожу.
— Хотя, раз уж ты спросил, да. Я трахаюсь в задницу так же хорошо, как и трахаю чью-то другую, когда дело доходит до мужчин. И я не шутил, когда предлагал тебе опробовать товар. — Я смотрю Кирану в лицо, но, прежде чем успеваю себя остановить, оглядываю его с головы до ног. Мне хочется поглотить Грейди во всех смыслах этого слова. — Должен сказать, ты не в моем вкусе. Но, по крайней мере, если трахнешь меня сзади, мне не придется смотреть в твое гребаное лицо.
Киран вскидывает руку и сжимает мое горло, вынуждая меня отступить назад и удариться спиной о стену.
— Какого хрена ты мне только что сказал? — рычит он, продолжая сжимать мою шею.
Я делаю глубокий вдох, осознавая, что внезапная потеря кислорода вызвана не только его тисками на моей трахее. Во всем виновато наше прикосновение.
Оно пронизано электрическими импульсами. Что неудивительно, учитывая, в каком мы состоянии.
Озлобленные и возбужденные.
Этот выброс адреналина ощущается как героин.
Я сжимаю его запястье своей рукой, всецело отдаваясь ощущению его кожи под своей ладонью, и оттягиваю от себя настолько, чтобы иметь возможность говорить:
— Ты прекрасно меня слышал…
Киран усмехается, прежде чем выплюнуть свои слова:
— Тебе нужно научиться закрывать свой гребаный рот, прежде чем я сломаю твою челюсть так, что ей потребуются болты.
— Зачем мне это, если я знаю, как тебя бесит, когда я не слушаю?
Грейди давит на мою трахею до тех пор, пока я не начинаю задыхаться. В голове едва ли формируются мысли, кроме одной, что он действительно может меня убить, когда внезапно я ощущаю что-то еще.
Твердость, которая прижимается к моей ноге. Ждет, когда я упаду на колени и возьму ее в рот.
Я машинально двигаю рукой и провожу пальцем по всей длине его эрекции. Киран замирает, ослабляя хватку на моем горле.
Я глотаю кислород, на мгновение задерживая взгляд на его лице. Ярость в глазах Грейди говорит о том, что он не остановится, пока я не заставлю его это сделать. Поэтому, как мудак, коим и являюсь, я показываю свои ямочки и добавляю второй палец к ласке его скрытой под хлопком эрекции.
У него стоит. На меня.
— Мой вызов заводит тебя, детка?
Киран наклоняет голову и смотрит мне в глаза. Его собственный взгляд прищурен и расчетлив, пока я продолжаю дразнить его пальцами.
Через мгновение он отступает, качая головой:
— Нет, меня заводит рука на твоем горле. Осознание того, что стоит мне свернуть твою шею, и ты заткнешься навсегда.
Киран быстро поворачивается ко мне спиной, чтобы схватить со стола рюкзак.
Я же застываю на месте, не зная, каким должен быть мой следующий ход в нашей шахматной партии.
Грейди открывает дверь и, переступая порог, оглядывается на меня через плечо:
— И если бы ты был умным, то давно бы уже это запомнил.
Глава седьмая
Киран
Конечно же, мать вашу, конечно.
Как будто наш проигрыш Орегону в овертайме и так не считался достаточной причиной для печали, раз тренер решил бросить вишенку поверх проклятого мороженого.
Поскольку игра закончилась поздно, мы были вынуждены остаться на ночь в Портленде, а завтра с утра улететь домой. Но, Господи, в тот момент, когда тренер назвал имя моего соседа по комнате, я был готов пойти до Колорадо пешком.
Да, да, вы угадали.
Я проведу всю ночь бок о бок с гребаным Ривером Ленноксом. Кто-нибудь, пристрелите меня или заприте в тюремной камере, потому что мы ни за что не продержимся эту ночь, не убив друг друга.
Не знаю, что не так с Ленноксом, но, похоже, он получает удовольствие от того, что я чувствую себя неловко из-за его колких замечаний. Конечно, я знаю, что сам навлек на себя беду, когда начал вести себя как придурок, узнав, что Ривер — би. Но, в самом деле! Его комментарии… сводят меня с ума.
Выхватывая ключ у тренера, пока мы стоим в вестибюле, я поворачиваюсь к Риверу.
— Ну, здравствуй, соседушка, — ухмыляется он, как последний мудак.
Да, прямо-таки наслаждается ситуацией.
— Не называй меня так, — рычу я, перекидывая сумку через плечо и направляясь к лифту с Ленноксом на буксире, прежде чем нажать кнопку вызова.
— Ладно, Рейн. Как скажешь.
Я напрягаюсь от имени, которым меня называл только один человек. Кто-то, кто значил для меня целый мир. Но, как и во всем остальном, я опять облажался.
— И так меня тоже не зови!
Лифт звенит, прежде чем открыться, позволяя нам проскользнуть внутрь. Я нажимаю кнопку нашего этажа, когда Ривер спрашивает:
— И как же тогда мне тебя называть?
С тяжёлым вздохом я бросаю на него взгляд, умоляя крошечную кабину побыстрее добраться до десятого этажа.
— Да, буквально любым другим прозвищем.
Ривер кивает, обдумывая мои слова. Он все еще ничего не говорит, когда лифт останавливается на нашем этаже. Двери начинают разъезжаться, и только тогда ублюдок решает снова открыть свой рот:
— Ладно, Брюзга.
Вот ведь мудак.
Я останавливаюсь в дверях лифта спиной к Риверу, прекрасно понимая, что двери попытаются сомкнуться, если не двинусь дальше. Черт, я мог бы подождать, пока они начнут закрываться, и отойти в сторону. Пусть катится себе обратно в вестибюль. Мне бы не помешало несколько минут передышки от его несносной болтовни.
— Эй, Брюзга, ты выходишь? Или застрял в дверях, потому что умудрился найти свои манеры?
Я так сильно прикусываю язык, что мой рот наполняет знакомый металлический привкус.
Это всего одна ночь. Восемь часов. Не нужно его убивать.
Просто. Дыши.
Ривер спокойно реагирует на мое молчание, проскальзывает мимо и направляется к комнате 1004, оставляя меня стоять в дверях лифта, пока те не бьют по плечам, предупреждая, чтобы я убирался с дороги.
Шагая вслед за Ривером, я наблюдаю, как тот достает ключ-карту и входит в комнату, на ходу включая свет.
Обычный номер с двумя односпальными кроватями, телевизором и примыкающей ванной.
Я провожаю Леннокса взглядом, пока он вальсирует к кровати возле окна, бросает сумку на кровать, расстегивает ее и роется в содержимом.
— Не возражаешь, если я быстро приму душ, прежде чем мы ляжем спать?
Разве ты не принимал душ сразу после игры?
— А тебе обязательно нужно мое разрешение? — ворчу я, бросая сумку на кровать, стоящую ближе к ванной комнате, и начинаю искать в ней спортивные штаны. Единственная вещь, которую я не выношу в студенческом футболе, — необходимость носить строгие костюмы на выездных матчах.
Я понимаю, что ношение костюма связано напрямую с репутацией университета. Ведь именно этого от меня и ждут, если я когда-нибудь стану играть профессионально. Но я провел большую часть своей жизни в этих проклятых костюмах, и предпочел бы одеться во что угодно, лишь бы не в этот обезьяний прикид.
Снимая галстук и пиджак, я вешаю их на спинку стула, прежде чем раздеться до боксеров. Быстрый взгляд дает понять, что Ривер делает то же самое, прежде чем отступить в ванную с шортами в руке.