Никогда в жизни я не вступал в ссору с другим игроком.
И никогда бы не подумал, что это произойдет на самой важной игре сезона, или может, даже в жизни.
Протиснувшись в дверь раздевалки, я срываю свою защиту через голову и швыряю ее в шкафчик. Пластик с треском бьется о дерево. Я быстро снимаю остальное и тоже бросаю в шкаф. Затем, схватив полотенце с полки, направляюсь в душ.
Стоя под струей, я пытаюсь позволить ей смыть с себя весь этот день. Но вода никак не помогает обуздать гнев. Вместо этого она подпитывает его. Ярость растекается, словно яд, пока я практически не взрываюсь.
До меня доносится хлопанье двери, а затем звук включенного душа, сигнализируя о том, что Киран, должно быть, пришел в раздевалку. Без понятия, почему Грейди так долго сюда добирался.
И в данный момент мне всё равно.
Пошёл он.
Бушующая внутри ярость — совершенно новое для меня чувство, и я не привык с ним справляться. Я спокойный парень, и предпочитаю плыть по течению. Некоторые сказали бы, что я беспечен. Так что ярость совершенно не вписывается в мою жизнь.
Но, к сожалению, чаще всего Киран Грейди вызывает во мне именно её.
Выключив душ, я выхожу с полотенцем, обернутым вокруг талии, и возвращаюсь к своему шкафчику, чтобы натянуть спортивные штаны и футболку с длинными рукавами. Я вздрагиваю, когда ткань касается моего лица, уже и забыв, что следующие пару недель буду ходить с синяком.
Я подхожу к зеркалу в ванной и смотрю на свою щеку. Она не сильно распухла, но покраснела, а к утру наверняка посинеет.
— Проверяешь, насколько сильно я подпортил твое личико? — звучит позади голос Кирана, вынуждая меня встретиться с ним глазами в зеркале.
Я бросаю на него свирепый взгляд, отмечая, что мудак снова завернут лишь в полотенце. И тут же вспоминаю тот день, всего несколько недель назад, когда я сказал себе «ай, ладно» и сделал Грейди лучший минет в его жизни, пусть даже он никогда в этом не признается.
Склонив голову набок, я поворачиваюсь к Кирану лицом, прислонившись к раковине и скрестив руки на груди:
— Ты остался в дураках, потому что это тебе придется смотреть на него каждый день, а не мне...
Киран постукивает себя пальцем по подбородку, глядя на мое лицо, и преувеличенно вздыхает:
— Ну, в таком случае, жаль, что я не подобрал тебе подходящий комплект.
Я прикусываю язык так сильно, что тот начинает кровоточить, потому что если ничего не сделаю, то определенно сорвусь и ударю этого идиота.
Что было бы очень, очень плохо. Потому что мои руки — билет к бесплатной учебе. Огромная польза, если я собираюсь пробыть в универе достаточно долго, чтобы получить докторскую степень по физиотерапии.
Нооооо, это не значит, что я буду держать рот на замке.
— Как интересно, — отвечаю я с издевкой, затем поднимаю руки и развожу их в стороны, предлагая себя на блюдечке. — Не стесняйся, рискни.
Сузив глаза, Киран делает шаг ко мне — словно змея, готовая напасть. И я очень, очень стараюсь не замечать, как узел на полотенце вокруг его талии слегка расходится, открывая часть татуировки, начертанной на бедре.
Тату, которую я облизывал так, словно это был леденец.
Ты облизывал не только его тату, дурак. Вот почему ты вляпался в эту историю.
— Думаешь, не смогу? — спрашивает Рейн, подходя все ближе и ближе, пока не оказывается прямо передо мной. Его лицо всего в паре сантиметров от моего. Я чувствую тепло, исходящее от его обнаженной груди и проникающее в меня через футболку. Мне ненавистно это ощущение.
Ненавистно то, как его близость влияет на мое тело, и, похоже, у меня нет сил бороться.
Наши взгляды встречаются — его жесткий и решительный — и я ухмыляюсь:
— Нет, уверен, что сможешь. Я даже этого хочу. Давай же. Не стесняйся. У тренера не будет другого выбора, кроме как отстранить тебя от игры. Или еще лучше, вышвырнуть из команды, потому что могу сказать наверняка: я больше никогда не буду с тобой играть. Особенно после того шоу, которое ты устроил на поле. — Я оглядываю Кирана с ног до головы, намеренно задерживаясь на его паховой зоне, прежде чем снова встретиться с его взглядом. — Хрен тебе, а не Хейсман.
И секунду спустя Грейди уже сжимает мое горло. Его лицо всего в нескольких дюймах от моего, и он злобно ухмыляется:
— А может, мне просто убить тебя? Свернуть золотому мальчику его хорошенькую шейку, как и обещал тогда, в аудитории. Потому что без тебя мой мир станет только лучше…
Клин клином вышибают, так что я наклоняюсь вперед, и мои губы теперь в миллиметре от его рта. Хватка, которой Грейди сжимает мою шею, становится еще сильнее, когда я формулирую свой ответ:
— Ну, так давай.
Эти слова — еле слышный шепот, однако Киран вздрагивает от прикосновения воздуха.
Из его горла вырывается рычание, и это самый животный звук, который мне доводилось слышать от человека. Но он быстро обрывается, когда нас прерывает хлопнувшая дверь и звук наших имен.
Тренер.
— В мой кабинет, живо! —кричит он.
Рейн отступает и направляется обратно к шкафчику, чтобы одеться, а я смотрю ему вслед. Ярость, все еще бурлящая внутри, умоляет меня пойти за Грейди и опробовать на нем его собственное лекарство, но мне приходится подавить свой порыв.
С огромным трудом.
Вместо этого я направляюсь по коридору к кабинету тренера Скотта, успевая войти туда всего за минуту до того, как это делает Киран, одетый точно так же, как и я.
— Закройте дверь и садитесь, — выпаливает тренер, едва удостоив нас взглядом.
И я тут же понимаю, что все очень плохо. На моей памяти Грэм Скотт злился так всего лишь раз. То есть с тех пор, как я родился.
И, похоже, сейчас наступит второй.
Не глядя друг на друга, мы с Кираном присаживаемся, ожидая, когда тренер оформит каждому из нас по новой дыре в заднице.
Но он этого не делает. Просто садится за свой стол, опираясь локтями о дерево и кладя подбородок на пальцы.
Какое-то время тренер Скотт просто на нас смотрит. Так долго, что я уже готов начать ерзать на стуле под его пронизывающим взглядом.
— В футболе, — начинает он со вздохом, потирая указательным пальцем висок, — мы выигрываем как команда и проигрываем как команда. Это то, что я вбил в сознание каждого игрока, которого тренировал, потому что то же самое привили и мне, с тех пор как я научился играть в футбол. Ответственность несет каждый, и неважно, выходил он на поле или нет. Мы все в одной связке. — Я знаю. Потому что испытал это на себе. Даже в детстве тренер всегда говорил эти слова близнецам, Тейлору и мне. И это был девиз, с которым я играл в футбол с тех пор как впервые сделал приличный пас. — Но сегодня? Те потери, которые мы только что понесли? — продолжает тренер. Его взгляд скользит между нами, прежде чем он качает головой: — Я не могу позволить, чтобы эти парни несли за это ответственность. Как, если те, кто вел нас к победе, решили, что их личные разногласия являются гораздо более важными, чем команда?
Тренер прикусывает зубами губу, явно пытаясь говорить более спокойным тоном. Может, он и накричал бы на нас, но как еще показать, что значит «держать себя в руках», если не на своем примере?
Его взгляд на мгновение останавливается на Киране, пригвождая его к месту:
— Я хорошо знаю тренера Дональдсона. Он прекрасно о тебе отзывался, поэтому, как только твой перевод появился на моем столе, я ухватился за возможность взять тебя в команду, — вздыхает тренер Скотт, постукивая пальцем по подбородку. — Твой талант не знает границ, и ты можешь попасть в любую команду, если захочешь. Но твое отношение? Обвинения других в своих бедах? В сочетании с взрывным темпераментом всё это приведет тебя к проблемам.