Когда он успел?
Я никогда раньше не видел его с альбомом в руках. Киран никогда не рисовал передо мной, за исключением того единственного раза, когда я звонил ему по FaceTime. Насколько мне известно, он не фотографировал меня, чтобы потом сделать наброски по фото.
А значит, все они из его головы.
И всякий раз, когда Киран касался, целовал и ласкал мое тело.… Он не просто ему поклонялся.
Рейн заучивал его наизусть.
В груди бешено колотится сердце, а ладони начинают потеть, когда я поднимаюсь на дрожащих ногах, ощущая себя Бэмби, сделавшим первый шаг в своей жизни. Затем пересекаю ванную и открываю дверь.
Я ожидаю увидеть Рейна прямо перед собой, но в своих размышлениях, должно быть, не заметил, что тот больше не стучит в дверь. Вместо этого я замечаю, что он сидит на полу напротив, обхватывая голову руками.
Четвертая стадия — депрессия.
Киран напрягаются, когда слышит скрип двери, но не делает ни малейшей попытки посмотреть на меня или что-то сказать.
Присев перед ним на корточки, я кладу закрытый альбом на пол, но Рейн, по-прежнему, не поднимает глаз.
— Ты нарисовал меня? — шепчу я дрожащим от волнения голосом. Мои слова не должны звучать как вопрос. Но, вероятно, дело обстоит именно так.
Я понятия не имею, что это означает для нас, и Киран, наверняка, тоже.
Наверное, поэтому он и не хотел, чтобы я видел наброски.
Посмотри на меня, детка, беззвучно умоляю я. Внутри все скручивает от предвкушения.
Словно прочитав мои мысли, Киран поднимает голову, и его янтарные глаза встречаются с моими. Они покрасневшие, как будто он сдерживает слезы, и я ненавижу саму мысль о том, что мои действия причинили ему боль. Я бы никогда так не поступил, но иногда не могу не вести себя как эгоист, думающий лишь о собственной выгоде.
Я смотрю, как на лицо Кирана надвигается стоическая маска, которую тот не носил уже несколько недель, и у меня возникает желание схватить его за плечи и встряхнуть.
Наши отношения не такие. Больше нет.
И тут до меня, наконец, доходит. Пятый этап — смирение.
Но смирение с чем? С моим гневом или возмущением, которых и в помине нет?
Хватая Кирана за запястья, я поднимаю нас обоих на ноги, прежде чем обхватить его лицо руками. Мое сердце готово выскочить из груди в попытке объяснить, что я чувствую. Хотя бы для того, чтобы Рейн знал, что я никогда еще не ощущал себя таким живым.
Я люблю тебя.
Слова готовы вырваться на свободу, извещая о своем присутствии, но я себя сдерживаю. Потому что так лишь отпугну Кирана.
Я с мольбой смотрю ему в глаза, пытаясь заметить хоть малейший признак того, что Рейн замечает мои чувства к нему. Что его наброски — это самый чудесный подарок, случайный он или нет. Что Киран подарил моему сердцу крылья и позволил ему парить.
Что я люблю его.
Безумно. По-настоящему.
Я бы отдал все на свете, чтобы озвучить свои чувства прямо сейчас.
Но у меня есть еще один способ.
Показать.
Я прижимаю Кирана к стене, впиваясь в его рот в обжигающем поцелуе. Прикусывая нижнюю губу, быстрыми движениями я расстегиваю свой ремень, пуговицу джинсов и молнию, в затем проделываю то же самое с Рейном.
— Твой талант так заводит, — бормочу я ему в губы, продолжая скользить языком по контуру, прежде чем схватиться за футболку и стянуть ту через голову. Я бросаю ее на пол и иду обратно в комнату Кирана, по дороге стягивая свои джинсы. Как только переступаю порог, то слышу звуки «Pavement», SayWeCanFly, исходящие из Spotify на моем телефоне, и в голову приходит одна идея.
— Ты не злишься? — слышу я за спиной голос Рейна, неуверенность сквозит в его грубом шепоте.
В одних трусах я обхожу лежащий на полу холст и начинаю копаться в коробке с акриловыми красками.
— Нет, абсолютно, — отвечаю я, хватая пару больших тюбиков краски.
Отвинчивая крышку, я срываю ее полностью, прежде чем перевернуть тюбик и вылить на холст королевский синий.
— Что ты делаешь? — спрашивает Рейн с дрожью в голосе.
Я смотрю на него, открывая второй тюбик — на этот раз зеленого оттенка. Киран стоит с другой стороны холста, раздетый до трусов и твердый, как скала. При виде его стояка мой рот наполняется влагой.
Позволь мне показать, как сильно я тебя люблю.
Я выжимаю каждую каплю краски, размазывая ее по всему холсту. Меня не заботит, останется ли она на моих руках или любой другой части тела.
Как только тюбик пустеет, я бросаю его на пол вместе с другим и поворачиваюсь к Рейну лицом, стягивая нижнее белье с ног и швыряя его через всю комнату. Затем хватаю Кирана за руку и быстро дергаю к себе, вынуждая ступить на покрытый краской холст.
Скользнув пальцами под резинку его трусов, я размазываю краску по бедрам Рейна, опускаясь на колени, пока стягиваю боксеры вниз.
— Творю искусство.
Прохладная краска хлюпает под моими коленями. Я провожу языком по длине Рейна, от основания до кончика, втягивая головку в рот, в то время как мои пальцы слегка скользят по задней части его икр и коленей, вынуждая Кирана вздрогнуть. Я медленно посасываю его в течение нескольких секунд, прежде чем отстраниться и погрузить ладони в краску под собой.
Во мне бушует жажда заклеймить Кирана любым известным способом, и я позволяю ей захлестнуть себя полностью.
Своими покрытыми краской ладонями я обхватываю бедра Рейна прямо под ягодицами, а затем чуть приподнимаюсь на коленях, касаясь языком косых мышц его живота, сначала с одной стороны, а потом и с другой, уделяя особое внимание тату на левом бедре. Как ему нравится. Покусывая кожу, я оттягиваю ее зубами, и член Рейна оказывается рядом с моим лицом. Когда я отстраняюсь, то замечаю крошечные полумесяцы от своих зубов, оставшиеся на золотистой коже Кирана.
Я хочу отметить каждую его частичку как свою. Запечатлеть каждый чертов дюйм.
Зубами.
Языком.
Руками.
Мой.
Потому что он, блядь, мой. И мне плевать, готов ли Киран совершить каминг-аут, будем ли мы встречаться официально, или мне придется ждать, пока он не будет готов дать нам реальный шанс.
Рейн. Мой.
Снова облизывая член одним томным движением языка, я не отрываю глаз от лица Кирана. Его внимание сосредоточено на мне, стоящим перед ним на коленях, уязвимым и покорным.
— Трахни меня в рот, детка, — хрипло требую я, отчего Рейн выгибает бровь.
Я ухмыляюсь ему, прекрасно зная, что он исполнит мой приказ, даже когда, казалось бы, владеет ситуацией.
Ты даже не представляешь, как ошибаешься, детка. Может, я и стою перед тобой на коленях, но ты скоро узнаешь, каково это — полностью потерять контроль.
Киран борется с собой целых три секунды.
А потом головка его члена медленно скользит мне в рот.
Я ласкаю руками тыльную сторону его бедер, прежде чем усилить хватку, чтобы принять его член глубже. Рейн стонет и проводит пальцами по моим волосам, его член дергается, когда я всхлипываю.
Черт, мне нравится ему сосать.
Я продолжаю скользить по его длине быстрыми, неглубокими толчками, прежде чем принять до задней стенки горла, попутно облизывая и посасывая каждый дюйм. Я мягко пробегаюсь зубами по всей его эрекции, и это сводит Рейна с ума.
Его хватка на моих волосах становится сильнее, и он начинает толкаться в мой рот, пока я обхватываю его яйца, разминая их своими покрытыми краской пальцами и аккуратно избегая сфинктера.
— Я уже близко, Рив, — хрипло бормочет Рейн, продолжая трахать мой рот. — Куда мне закончить?
Я слегка отстраняюсь, чтобы провести кончиками пальцев по своей груди, и Киран быстро следует за мной, вырываясь из моего рта и поглаживая себя через кульминацию. Мои грудные мышцы сплошь покрыты его освобождением.