День двадцать девятый
Заниматься сексом, купаясь в краске — увлекательный процесс.
А совместное мытье в душе? Такое же приятное.
Что по поводу неприятных моментов? Отмыть засохшую акриловую краску с деревянных полов — та еще задача.
Ну, что тут сказать? Я не всегда до конца продумываю свои идеи.
Но, даже сейчас не могу припомнить, чтобы когда-нибудь так широко улыбался, наблюдая за Рейном, который скребет пол и бурчит о моих идиотских затеях, только для того, чтобы поднять глаза и поймать мой взгляд.
А потом... он улыбается в ответ.
Не ухмыляется, а по-настоящему улыбается, и мне кажется, что часть меня умирает на месте.
Я не хочу ничего большего, кроме как быть причиной его улыбок.
Что насчет холста? Заниматься на нем сексом было потрясающим действием, так что я бы сказал, моя идея стоила хлопот с уборкой.
Потому что искусство, как и любовь, идет рука об руку с хаосом.
Глава тридцать первая
Киран
День тридцать четвертый
Завтра мы возвращаемся.
И, честно говоря, это самая отрезвляющая мысль на свете.
Думаю, ни один из нас не хочет уезжать. По крайней мере, я точно.
Жизнь в шале являлась бегством от реальности, напоминая наш собственный маленький рай. Ну, после того, как нам удалось прийти к соглашению.
Но возвращения было не избежать. Поэтому мы решили сделать наш последний день незабываемым.
Он начался с завтрака на веранде, даже если снаружи ощущался адский холод. Нам было все равно, мы просто разожгли костер в сфере и завернулись в одеяла, поедая лучшие буррито в мире. Клянусь, больше всего мне будет не хватать стряпни Рива.
Ну, ладно, это неправда. Сначала я буду скучать по нашему сексу и пробуждениям от утреннего минета.
Но после этого сразу идет еда. Стряпня этого парня соперничает с воспоминаниями о блюдах, которые готовил мой отец.
После завтрака, к всеобщему удивлению, мы провели пару часов в постели.
К тому времени уже близился обед, поэтому мы взяли с собой сэндвичи, термосы с горячим шоколадом и одеяла, решив отправиться на прогулку к озеру. Тому самому, которое я перенес на бумагу, а затем подарил Риверу.
Прогулка прошла чудесно. Это было все, о чем я мог мечтать в наш последний день.
Сейчас уже совсем стемнело, и мы лежим в гамаке, который Ривер отчаянно пытался сделать уютнее, хотя двое взрослых парней едва ли тут помещаются.
Но мне все равно. В ту секунду, когда он сказал, что хочет посмотреть на звезды, потому что именно так любил проводить последнюю ночь в горах, я сдался.
Похоже, я всегда сдаюсь, когда дело касается Ривера.
А потом он кое-что сказал, и клянусь Богом, я запомню его слова до самой смерти.
Взгляд на ночное небо — лучший способ напомнить себе о том, насколько мы незначительны.
В ту же секунду, как Ривер выключил наружное освещение, я это осознал. Ощутил глубоко в себе.
И вот мы здесь, свернулись калачиком под грудой одеял и спальным мешком, не рассчитанным на такую температуру, в гамаке, который в любую секунду может порваться.
И я именно там, где и должен быть.
А это означает, что я не готов покинуть шале. Не сейчас, когда мы обрели покой, как в себе, так и друг в друге. Не могу сказать, как и когда это произошло, но за последние пять недель Ривер перестал быть моим врагом, превратившись в...
Моего друга. Любовника.
Хранителя моих тайн.
Мою спасительную благодать.
И я ни за что на свете не хочу это терять.
— Можешь молчать, но я слышу твои мысли, — говорит мне Рив через некоторое время, рассеянно играя с завязками моей толстовки. — Хочешь поговорить о том, что тебя гложет?
Не особенно.
— Просто думаю о завтрашнем дне, об отъезде, — говорю я, и это не совсем ложь.
— Не думай о нем. Ведь у нас еще есть сегодняшний вечер.
Я знаю, что Ривер прав. И не хочу портить своим пессимизмом те немногие часы, что у нас остались.
Мы оба знали, что наше время ограничено. Пять недель — не целая жизнь. Этот период будет конечен.
Так почему же я хочу, чтобы они стали эквивалентны вечности?
— Расскажи мне что-нибудь правдивое, — просит Ривер, отрывая меня от собственных мыслей. — Что-то, чего я не знаю.
— Ты мне нравишься, — тут же шепчу я, и в моих словах нет ничего плохого.
На самом деле, как раз наоборот. Они сказаны в нужное время.
— Я и так знаю, — смеется Рив. — Как я могу не нравиться?
Дерзкий, как и всегда.
— Беру свои слова обратно, — невозмутимо отвечаю я, отчего он ухмыляется еще больше.
— Ты мне тоже нравишься, — шепчет Ривер, целуя меня в губы, прежде чем обхватить мою руку, лежащую на груди. — Но, ты ведь знаешь, я не это имел в виду…
На мгновение я задумываюсь над его просьбой, прокручивая в уме подходящие варианты. Потому что их много. Рив столько обо мне не знает.
И чего-то не узнает никогда.
Выбрав безопасную тему, ведущую к наименьшему количеству вопросов, я начинаю говорить:
— Я ходил в ту самую супер-пупер подготовительную школу под названием Фокскрофт-холл. Там было полно придурков, которых я терпеть не мог. Многие из богатейших семей штата посылают туда своих отпрысков. Детей политиков, медиамагнатов и все такое…
Ривер слегка ухмыляется.
— А это случайно не намек на то, что ты богат и когда-нибудь станешь папиком?
Из меня вырывается смех, и черт, это так приятно. До того, как застрять с Ривером в горах, мне и в голову не приходило, что я редко смеюсь.
— А это намек на то, что ты хочешь стать моим мальчиком? — меня тут же переполняет желание себя ударить. Потому что слова вырвались прежде, чем я успел подумать о смысле, который они несут.
Мы с Ривером вместе. По-настоящему вместе.
Будущее, которого, как мы оба знаем, у нас нет, потому что все закончится завтра.
— Я бы не отказался. Из меня бы вышел супер «мальчик».
К счастью, Ривер больше не настаивает, просто прижимается ко мне и гладит пальцами мою руку, лежащую у меня на животе. Когда я ничего не отвечаю, он возвращается к первоначальной теме:
— Звучит не так уж и плохо. Уверен, у тебя были друзья. Может, товарищи по команде?
Я улыбаюсь и целую его в макушку:
— Я не был одним из тех, кто общается с популярными детьми, хотя определенно считался популярным как спортсмен. У меня была пара друзей, — бормочу я, и меня накрывают воспоминания о школьных днях. Улыбка становится шире, когда я думаю о двух людях, которые помогали мне оставаться в здравом уме, пока я прозябал в том аду. С одним из них мы виделись недавно. Впервые за много лет. — На самом деле я рос с парой близнецов. Мальчиком и девочкой.
— Сиеной и Ромэном? — тихо спрашивает Ривер.
— Да, — шепчу я, прочищая горло. — Они дети сенатора. Богатейшая семья, обладающая огромной властью и влиянием. Оба были на год старше меня и являлись моим спасательным кругом в те годы, когда мы вместе учились в Фокскрофте. С Си ты уже знаком и знаешь, какая она. Настоящая петарда, всегда готова настучать по голове любому парню, который ей нагадил. Включая своего брата и меня. — Я усмехаюсь, глядя на Рива. — Честно говоря, не знаю, как Тейлор ее терпит.
Ривер вздыхает и пожимает плечами:
— Он любит ее. Люди склонны на сумасшедшие поступки ради любимого человека.
Я киваю:
— Так и есть, Abhainn, — подтверждаю я внезапно охрипшим от волнения голосом.
Теперь до меня постепенно доходит. Мало-помалу я начинаю понимать, что означает впустить кого-то в свою жизнь и доверить ему самые темные уголки своей души.
Я бы не доверился кому попало.
Расскажи ему о Ромэне, шепчет мне мой разум. А еще лучше, расскажи Риверу все. И тогда, возможно, ты сумеешь его удержать.