— Ав! — возмутился Готти, вскакивая на лапы. Все опешили. Перебивать господина проректора?
— Кто идёт, Готти? — догадался Валме и привстал. В следующий миг послышался топот, и на пороге кабинета вырос студент:
— Господин Дорак… господин проректор… там на крыльце…
***
Ричард поверил Альдо Ракану только в тот момент, когда увидел Альдо Ракана в деле. Не лично, конечно, но Дик знал — это его инициатива. Что ж, его предупредили, он всё знал… всё знал — и ничего не сделал, ни для одной стороны. Опоздавший и приболевший Ричард влетел во двор университета в тот самый момент, когда на крыльце главного корпуса собрались люди с плакатами. Совсем немного, максимум двадцать человек студентов, но настроены они были решительно.
— Иди-ка сюда, — Дика схватили за воротник и куда-то утащили, и он не успел испугаться, а потом разглядел госпожу Матильду. — И стой тихо, не отсвечивай. Тебя ещё не хватало.
Ричард сразу понял, почему: на плакатах мелькало в основном имя его отца. «Верните Эгмонта Окделла!», «Долой Рокэ Алву!», «Долой Квентина Дорака!», «Верните справедливость!» и всё в таком же духе.
— Понял? Молодец, — Матильда сжала его плечо и, отведя ещё немного в сторону, сообщила: — Твой белобрысый однокашник побежал за подмогой, но если ты куда-то прыгнешь — пеняй на себя.
— Я понял, что не стоит, — сдавленным голосом — то ли от простуды, то ли от осознания всего — отозвался Ричард. — В конце концов, мной воспользуются…
— Скорей всего. Чёртов Альдо… чума на мою седую голову!
Значит, она тоже в курсе, что без Альдо тут не обошлось. Конечно… Наверняка всё знает и Робер, только его здесь не видно. Дик стоял в стороне у забора, накрывшись капюшоном, придерживая больное горло и слушая, как ругается госпожа Алати, а мыслями застрял на крыльце, в плакатах. Дик не мог понять, почему ему жгуче обидно не за отца.
Неизвестно откуда прибежал запыхавшийся Арно:
— Госпожа Алати, идут…
— Умница! — его потрепали по голове, и Матильда отправилась куда-то ещё, наказав: — За этим присмотри.
«Этот» кивнул одногруппнику, здороваясь, и прохрипел:
— Что происходит?
— Полная …, — то ли гневно, то ли радостно поделился Савиньяк. — Я бы остался посмотреть, а не за Дораком побежал, но тут с одной стороны великолепная деканша напирает, сбегай, мол, да приведи, а с другой — Зараза…
— А Придду-то что?
— Да он, волонтер недоделанный, пошёл беспорядки улаживать с Райнштайнером, — рассказал Арно, — и попросил, чтобы я «поставил в известность господина проректора». Делать мне больше нечего, еще и за Алвой бегать, сам появится, но они там вместе были… Валме ещё… Зараза бы обиделся, а это, знаешь, не лучший опыт…
Ричард знал. Перемыть косточки Валентину они не успели: на крыльце сначала стало очень шумно, а затем — очень тихо. Бунтовщики неловко посторонились, пропуская председателя Дорака и проректора Алву. Все, кто собрался во дворе, невольно попятились, а кучка бунтарей без лидера — умолкли все до одного, но упрямо стояли со своими лозунгами, чего-то ожидая. Ничего не происходило с полминуты, все остолбенели; Рокэ нашёл плакат со своим именем и улыбнулся одними губами, а студент, этот плакат державший, мелко задрожал и покраснел до корней волос, однако выстоял, как выстояли все остальные.
— Всё, как вы говорили, Квентин, — беспечно оборачиваясь к Дораку, сказал проректор, как будто они продолжали начатый полчаса назад разговор наверху в кабинете, а не здесь. Дорак кивнул — немое согласие на что-то было получено. Рокэ вернулся к молча митингующей группе: — Времени у нас мало, молодые люди. Вы всё сказали, что хотели?
— Верните Эгмонта Окделла! — выкрикнул самый смелый, стоявший дальше остальных, практически в тени. Его вяло поддержали.
— Нет, — сказал Алва. — Что-нибудь ещё?
Категоричность и хладнокровие первого проректора явно поставили их в тупик. В зрительской толпе, если кто-то и сопереживал неудачным бунтарям, то молча. Всех кругом переполняли сдерживаемые эмоции, а Дику казалось, что его с мясом вырвали из этого места и оставили только глаза, чтобы смотреть.
— Будьте добры, юноша, ваш студенческий, — вежливо попросил проректор стоявшего ближе всех студента, только эта вежливость прозвучала как выстрел. — Мы с господином председателем хотели бы вспомнить, с кем имеем дело…
Как только в руках у Алвы оказалась тонкая картонная книжечка, он, не глядя, разорвал её на две части, и студенческий с хрустом развалился. Изнутри вывалилась оторвавшаяся фотография. Никто не дышал.
— От имени господина ректора Оллара, вы исключены из ОГУ, — равнодушно сообщил проректор. — Ко всем остальным просьба отдать студенческие билеты добровольно. Документы — документами, но обложки ещё пригодятся.
========== 12. Ричард ==========
Ричард сидел на первом этаже главного корпуса и пил обжигающе горячий кофе из автомата. Вкуса он почти не чувствовал, но горлу было хорошо, хотя кто-то говорил ему, что при простуде надо пить тёплое, а не горячее. Вокруг суетились возбуждённые однокашники и старшекурсники, кто-то всё время упоминал Альдо, кто-то — Эгмонта Окделла, про Алву говорили шёпотом, а Ричард слушал это всё и хотел домой. Почему отцу вздумалось стать символом свободы?! Почему ему, а не кому-то другому? Дик был готов простить ему всё, включая отсутствие дома четвёртый год, но не то, что теперь он был вынужден ходить по собственному универу с опущенной головой, чтобы не смотреть никому в глаза. Конечно, он мог присоединиться к Альдо и «продолжить дело отца», мог взбунтоваться и…
Взбунтоваться и вылететь из университета, в который с таким трудом поступил? Дик не был готов на это пойти даже ради отца. Его в очередной раз напугала эта мысль, но, кажется, уже не так сильно, как поначалу.
Срочно нужно было посоветоваться с умным человеком, который хорошо знал отца. Ноги сами принесли Ричарда в соседний корпус на этаж дядюшки Августа. Он не успел остановиться, поскольку Штанцлер как раз подходил к своему кабинету и сразу же его засёк.
— Дикон! — воскликнул друг семьи и всплеснул руками. — Выглядишь неважно, заходи…
У Ричарда появилось нехорошее предчувствие, но отказывать дядюшке Августу он ещё не научился. Зайдя внутрь и покорно приняв литр горячего чая с ромашкой, он принялся слушать, пообещав себе обдумывать каждое слово Штанцлера. Не то чтобы Ричард ему больше не верил — поводов не было, но после полугода с лишним высшего образования он научился смотреть на вещи под разными углами. Даже на те вещи, которые с детства считаешь твёрдыми и незыблемыми.
— Эгмонт бы такого не хотел, — начал вздыхать Штанцлер, сцепив пальцы в замок и встревоженно глядя на Дика. — Он бы никогда не пожертвовал студентами, слышишь, Дикон? Никогда. Ни ради настоящей свободы, ни ради лживой… В последнее время я много думал о том, о чём мечтал твой отец. Это кажется всем утопией, но никто ведь даже не попытался! Людьми двигают лишь деньги, деньги и собственная власть…
Ричард кивнул, придумывая, как бы заставить его продолжить. Он поймал себя на том, что впервые слушает об отце без эмоций, просто воспринимает информацию и пытается обдумать её сам. А ещё к этому явно примешалась поднимающаяся температура, если ему не показалось…
— Впрочем, ты сам всё видел, — покачал головой дядюшка Август. — Быстро и безжалостно. Они даже не выслушали их требований — ни Дорак, ни Алва. У нас нет свободы слова, Дикон, нет и никогда не было.
«У нас мало времени», сказал Рокэ. Ричард вовремя прикусил язык и слушал дальше.
— Я не только не всевластен, благодаря Дораку я постепенно скатываюсь всё ближе к увольнению, но кое-что всё-таки могу, — твёрдо сказал Штанцлер. — Да, срок давно вышел, но я всё ещё предлагаю тебе свою помощь, Дикон. Я могу поговорить с Катариной, и, конечно, если она всё ещё не передумала, подыскать тебе другого руководителя…
— Нет, — сказал Дик. Дядюшка Август удивлённо моргнул. — То есть… спасибо, не надо, дядюшка Август. Уже поздно.
— Признайся, только честно — Алва сильно над тобой издевается? Я слышал такое, да что слышал — видел…