Дядюшка Август немного вытянулся и посерел, Дик хорошо знал это лицо, но сказано было только:
— Я знаю, что он отправил вас по делам, но к нам пришли из министерства. Господа желают видеть в том числе председателя Дорака и вас.
Ричард не понял, что в этом плохого, однако ему показалось, что атмосфера разговора похолодела ещё градусов на десять.
— Не вижу смысла огорчать господ из министерства, — пожал плечами Рокэ. — Скажите, что я скоро подойду, а бумаги будут доставлены вовремя.
— Вы не можете разорваться надвое, — почему-то Дику послышалось удовольствие в голосе дядюшки Августа, и его это сильно расстроило. Вместо ответа проректор подозвал Арамону — физрук недовольно топтался чуть поодаль всё это время и забавил Дика. Было ясно, что ему не нравится бездельничающий студент, пусть и полетавший с лестницы на глазах у целого педсовета, но подойти к Алве он попросту боялся.
— Да, вы, Арнольд. Отпустите со второй пары Окделла и Салину, они отправятся по делам государственной важности, — что за дела, Дик не успел понять, только получил в руки увесистый конверт с бумагами и комментарий: — Берите Альберто и езжайте на Багряный проспект, дом десять. Там ничего страшного нет, нужно только довезти отчёты.
— Сделаем! — просиял Дик и побежал искать Берто. Так он не только избавится от неприятных переговоров со Штанцлером, но и узнает у Альберто про вечеринку лично, а заодно сделает важное дело. Кто ещё, как не Ричард Окделл, знает самую короткую дорогу к нужному дому? Осталось только нагнать товарища и взять велосипед…
***
Квентин окинул взглядом собравшееся заседание. Ничего хорошего их явно не ждало. Ректор сидел за своим столом и боялся: Фердинанд мял в руках какой-то карандаш, словно Катарина — платочек. Единственными, кто сохранял относительное спокойствие, были Матильда и Валме: заявившись со своей общей кафедры, они заняли места чуть поодаль, причем Матильда была настроена воинственно, а Валме выглядел скорее заинтригованным. Хотя в последнее время Квентин узнавал его получше и склонялся к мысли, что литератор как минимум насторожен происходящим.
— Мы все умрём? — шёпотом поинтересовался Эпинэ. Ещё один образец спокойствия и выдержки.
— Не думаю, — в тон ему отозвался Квентин. — Ещё рано.
— Спасибо, утешили…
Должен же кто-то что-то делать… Чёрт возьми, где Рокэ?! Штанцлера за смертью посылай! Интересно, чем думал Фердинанд, когда посылал именно Штанцлера? Не то чтобы Квентин сильно переживал за Алву — переживай за такого, как же, но сочетание было одно из худших. Август спит и видит, как под знаменем Эгмонта изгоняет первого проректора раз и навсегда. Собственно, он и пытался — распускал слухи, не зная лишь о том, что эти слухи выгодны и полезны для спасения университета.
Но не рановато ли пришёл час расправы? Кто знает. Господа из министерства своим видом не говорили ровным счётом ни о чём, так что Квентин сидел за столом недалеко от ректора, считал минуты и хотел кофе.
Войдя наконец в длинный конференц-зал при кабинете ректора, Рокэ и Штанцлер демонстративно уселись друг напротив друга. Под суровым взглядом Квентина ректор подал голос:
— Что вы хотели, господа? Почему сейчас приехали? Мы вас слушаем…
Неплохо, но всё равно не то. Если бы они знали, что будет, хотя бы велели Фердинанду говорить чётко и уверенно! Он же может, Дорак это знал, но сделанного не воротишь, начало положено.
Первые несколько минут беседы Квентин не верил своим ушам. Это начиналось как обычная проверка, головомойка преподавательского состава, но никак не Судный день, которого они все так опасались. Но зачем тогда позвали всех, кого могли собрать? Председатель осмотрел зал повнимательнее. Все деканы и заведующие кафедрами, несколько рядовых преподавателей, высшая администрация. Значит, сейчас ударят…
— Сроки поджимают, — медово улыбнулся доселе молчавший чиновник и посмотрел прямо на Фердинанда. — Государственный университет нашего славного города О. ещё не выплатил прошлогодний долг.
Вопроса как такового не было, но он повис в воздухе. Готовясь выступить самому, если потребуется, Квентин считал до десяти.
— Мы об этом помним, — проронил Фердинанд за всех присутствующих. И тоже замолчал. Что ж, а неплохо! Нет вопроса — нет ответа.
— Когда? — ласково спросил похожий на лиса товарищ. — Нас интересует дата. Мы справедливо полагаем, дорогие друзья, что вы уже готовы. Или в стенах славного университета не удалось достичь единства во мнениях? К сожалению, финансы — они как песок…
Квентин внимательно слушал мерзкую и противную, но тем не менее восхитительную речь, насыщенную метафорами, «славными» и «милыми» эпитетами и ещё более пугающей правдой. Если вкратце, человек-лис изливал перед всеми историю о том, как предыдущий ректор с той же фамилией задолжал — нужно было доплатить за новые корпуса, рекламу и вообще возросший престиж ОГУ, всё это не обошлось без поддержки — в том числе материальной — министерства; о том, как новоявленный ректор Оллар, двойной наследник предыдущего, откладывал и откладывал уплату, превращая её в долг; о том, как университет «замечательно себя ведёт», но тем не менее… Где-то здесь Лис вздохнул и трагично сложил руки на коленях. Молчит, ждёт. Скотина…
Что Дорака восхитило, так это то, как чиновник умудрился подать их драматическую историю. Вышло, что никто конкретно не виноват, что так получилось, но отвечать будете все вы, да, вы, господа преподаватели и администраторы, и не надо опускать глаза. На такую двухслойную речь Фердинанд ответит вряд ли.
— Как вы заметили сами, — вступил Квентин, — ведём мы себя неплохо. Всю информацию о финансовом состоянии университета вы можете узнать у нашего казначея, — сидевший неподалёку от Штанцлера Манрик кивнул рыжей головой. Тоже держится, молодец.
— Но не стоит пренебрегать, — запел Лис, — вашими благодетелями. Вы прекрасно знаете, мои дорогие друзья, что не кто иной, как мой коллега господин Колиньяр просил об отсрочке нашей с вами расплаты.
Повисла пауза, за которую Квентин успел отметить «наших», «моих» и «дорогих» и прочие присыпки в речи лисоватого господина, а также вызвать в памяти физиономию отца одного из студентов. Одного из, чёрт его побери, недавно выпертых студентов.
«Вот нам и воздастся… здесь и сейчас».
Правда была на стороне администрации — нарушение общественного порядка карается исключением. У министра, или кто он там, помощник, тоже была лазейка — учитывая что-нибудь (будь то заслуги за общественно полезную ерунду, какие можно наскрести у любого студента), администрации следовало ограничиться предупреждением, особенно если не было прецедентов. Вот и посмотрим, кто кого. Главное — чтобы Лис и его прихвостни не копнули глубже, разглагольствовать об Эгмонте Квентин не хотел, хоть и был готов.
Лис вежливо молчал, пытливо вглядываясь в лицо ректора. Дорак подавил вздох: Фердинанд, может, и читал доклады и отчёты, а может — не читал. В последний раз Дорак не стоял у него над душой, а зря. Может статься, что господин ректор вообще не в курсе, под чьими приказами об отчислении ставил подпись. Стоят закорючки Квентина и Алвы — значит, всё под контролем.
Доконтролировались… Молчание затяжное, нехорошее. Квентин собрался отвечать.
— Ну давайте, заканчивайте уже, — потребовал Рокэ и демонстративно зевнул. Председатель чуть повернул голову: Алва развалился в кресле, хотя все остальные были предельно напряжены и как-то сжаты, разглядывал потолок и никоим образом не планировал подыгрывать общественным нервам. — Эстебан Колиньяр, почтенный наследник не менее почтенного, как его там…
Квентин уже не сомневался, что лисоподобный товарищ может посоперничать с любым из них, но его коллеги оказались не такими стойкими и повелись на простейший трюк. Один из них побагровел и вякнул:
— Вам следовало бы отзываться более почтительно о том, кто прикрывает ваши… спины! Почему университет не ограничился предупреждением?