Внутренняя истерика нарастала, Ричард пулей пронёсся по лестнице ещё не очень людного главного корпуса, чтобы никто не успел его разглядеть, и ещё раз осмотрел урон. Пятна расширились и потемнели. На пиджаке даже заметнее, чем на рубашке, он точно не сможет его надеть. Но чем тогда закрыть этот ужас?! Чёрт бы побрал того водителя, ту лужу, то утро! Чёрт бы побрал этот универ и эту жизнь…
Находясь в промежуточном состоянии между «сдаться и зарыдать» и «ненавидеть всё живое», Дик бессмысленно подёргал за ручку двери, даже не постучав. В этот момент погас последний луч надежды — у первого проректора вообще закрыто. Закрыто, проклятье! Почему Рокэ нет, когда он так нужен?! Ричарду хотелось выть и скрестись под дверью, только бы проректор что-нибудь придумал, он же всё время что-то придумывает, ну пожалуйста…
Не в силах больше страдать в одиночку, Дик наплевал на приличия и просто позвонил, продолжая топтаться у двери кабинета. У председателя Дорака было приоткрыто, но там Ричарду делать точно нечего.
— В чём дело?
— Где вы? — похоже, перебив Рокэ, прохрипел Ричард. — Тут… тут нет…
— Без паники, юноша, вы не при смерти, — слава богу, Алва проигнорировал его нахальство. — Я всего лишь на третьем этаже. Если нужен кабинет, возьмите ключи у Дорака.
— Н-нет, я вас подожду… — Надо было хоть как-то объясниться, и Дик честно сказал: — Всё очень плохо. Очень!
— Слышу, — протянул проректор. — И даже ощущаю. Ваши мурашки передаются через ни в чём не виноватый мобильник.
На заднем плане слышались знакомые преподавательские голоса. Похоже, Ричарда угораздило вмешаться в какое-то совещание. Рокэ сказал, что поднимется не раньше, чем через полчаса, и Дик с обречённым видом попросил ключи у господина Дорака. Тот был занят какой-то работой за ноутбуком и не очень-то на него глядел. Вставить в замочную скважину, провернуть, толкнуть от себя дверь; отдёрнуть шторы, плюхнуться в кресло и заламывать руки, потому что, чёрт возьми, к изначальной панике прибавился ещё и провальный внешний вид. Запасной рубашки у него нет, пиджака — тем более, никто из близких друзей в размере с ним не совпадает, поедешь домой — либо опоздаешь обратно, либо случится ещё какая-то неприятность.
Как это бывает в минуты полного отчаяния, Ричард перебрал в голове всё самое ужасное, что с ним когда-либо случалось. Уже через три минуты он был уверен, что работу завалит, у доски будет мямлить, на вопросы комиссии ответить не сможет, тему выбрал неправильную, в универ поступил по ошибке, прыгнул выше головы и вообще находится не на своём месте. На четвёртой минуте Дик пришёл к выводу, что отец и дядюшка Август были правы, Алве плевать на проблемы своего подопечного и вообще он опоздает или не придёт, а на пятой минуте Алва взял и пришёл.
— Очень хотелось уйти с педсовета, — сообщил проректор, появляясь на пороге кабинета и скептически оглядывая Ричарда. — Какой ужас.
— Я знаю, надо переодеться, ничего нет, — практически простонал Дик.
— Я про твоё лицо, — усмехнулся Рокэ. — С такой физиономией только на эшафот.
А разве это не эшафот? Ричард вздохнул.
— Сними ты уже этот несчастный пиджак и не нервничай, — посоветовал проректор, задумчиво изучая содержимое одного из шкафов. — От трагических вздохов, достойных самой госпожи Мирабеллы Окделл, одежда чище не станет.
— Но мне всё равно нечего… — Дик осёкся, глядя, как Рокэ извлекает на свет что-то очень похожее на его пиджак и критически осматривает, как какой-нибудь музейный экспонат. — И разве же это не эшафот? Всё…
— Дикон, — синие глаза остановились на нём, взгляд был серьёзен, спокоен и отчего-то очень тяжёл. — Ты же не собираешься завалить свою работу?
— Конечно, нет… — Как же, он не мог ответить иначе, но где уверенность? Ричард моргнул и как будто пришёл в себя. Он готовился едва ли не полгода, и он, чёрт подери, готов, а его руководитель — сам проректор Алва! Чего он вообще вздумал бояться?! Это пусть другие трясутся от ужаса, а Дик не подведёт ни себя, ни Рокэ! — Нет, господин проректор!
— Уже лучше… — Даже если Алву позабавила эта резкая перемена настроения, он явно больше думал о пиджаке. — Иди сюда. И брось уже эту тряпку…
Размер немного не тот, конечно, но главное — пятен на рубашке почти не видно! И пиджак очень удачно попадал в цвет его брюк, а если и отличался на пару тонов — уже без разницы. А лёгкий-то какой… Ричард не удержался и крутанулся пару раз, разглядывая себя со всех сторон.
— Спасибо большое… Это же ваш?
— Один из. Очень удачно забытый в кабинете, — глядя, как он вертится, Алва даже рассмеялся: — И всего-то? Стоило так паниковать из-за одежды.
— Зато я вас с педсовета вытащил, — радостно парировал Дик, которому море было по колено.
— Вытащил он… — Схватив его за плечо, чтобы перестал крутиться, Рокэ с точностью ювелира поправлял воротник рубашки. Ричард вздрогнул от неожиданности. — Впрочем, мне там всё равно делать нечего.
— Почему? — глупо переспросил Дик.
Рокэ не ответил, только глянул мельком, заканчивая выправлять воротник на Ричарде. Ричард поймал себя на том, что не ждёт ответа, а просто смотрит на первого проректора и не чувствует ничего похожего на ненависть, раздражение или обиду. Скорее уж воодушевление, радость, благодарность и что-то ещё, что сформулировать было трудно. Как же ошибался дядюшка Август, как же ошибался отец! Они даже не удосужились узнать Алву поближе! Да, это трудно, сложно, непонятно, и Рокэ определённо не хочет, чтобы его кто-то узнавал с другой стороны, но ведь он на самом деле такой классный…
— Не за что, — будничным голосом произнёс проректор и неожиданно растрепал его волосы. — Даже не думай о поражении, Дикон. Такие мысли — приговор самому себе.
— Да, — Ричард подумал, что озвучивать свои идеи всё-таки не стоит, и, кивнув, горячо пообещал: — Я не буду!
***
Ричард выступал ближе к концу, во второй половине уж точно, но порядковый номер не имел значения. Ничто не имело значения, потому что он послушал остальных и неожиданно успокоился — вот уж чего не ожидал! Конечно, Придд был безупречен, но остальные и ошибались, и позволяли себе пропускать слова или путаться в выводах, а комиссия вела себя вовсе не так страшно, как им обещали. Научникам выступающих не особенно дозволялось вмешиваться, но за ними оставляли право последнего вопроса. Дик слышал, что многие просто договаривались, что спрашивать и что отвечать, чтобы не испортить общее впечатление. Многие, да не все… Он не имел понятия, что может спросить Алва. Что угодно.
Поэтому, выйдя перед всеми и начав говорить, Ричард не переживал — Ричард наслаждался. Пришло время пожинать плоды тяжкой работы! В голове всё улеглось по полочкам, на все вопросы он отвечал быстро и правильно, а ещё — слава богу! — не заикался. В какой-то момент Дику пришла в голову мысль, что это пиджак придаёт ему уверенности, и он едва не хихикнул посреди собственной же речи.
Аргументация, доказательства, плавный переход… Если в аудитории заговорили — помолчи, не пытайся перекричать, умолкнут сами. Спокойно и не спеша, нигде не горит, спешить совершенно незачем. Не сверкать зубами направо и налево, сдержанно улыбаться, траурная физиономия на защите ещё никого не украшала… Представь, что это поединок, и от твоей выдержки зависит твоя жизнь. Главное — ясно и чётко представлять, что происходит, и хорошо знать собственную работу. Ты её писал, и ты отвечаешь за каждую букву.
Дик писал, и Дик отвечал. В какой-то момент он осмелился задержать взгляд то на одном, то на другом лице, и голова закружилась от восторга и от гордости за самого себя. Здесь не все преподаватели, но есть знакомые, и как же они на него смотрят! Они видят не сына Эгмонта, не запуганного первокурсника, они видят самостоятельного студента, способного и очень серьёзного. Улыбается даже дядюшка Август в дальнем уголке — значит, всё хорошо, лучше всех! Одногруппники смотрят со смесью зависти и восхищения, преподаватели — с удовлетворением и радостью, и Дик не нашёл никого, кто бы наблюдал за ним с такой отдалённой теплотой, как бесценная госпожа Ариго. Она даже не нервничала, перестала теребить в руках свой любимый платок. А ещё они все то и дело косились на первого проректора, прекрасно помня, под чьим руководством готовился Ричард.