Когда во времена Реформации Бог через Своего слугу Мартина Лютера снова напитал Евангелие чистой, дорогой благодатью, то Он провел Лютера через монастырь. Лютер был монах. Он оставил все и хотел следовать Христу в совершеннейшем послушании. Он отрекся от мира и ушел в христианские труды. Он учил послушанию Христу и Его Церкви, поскольку он знал, что только повинующийся может верить. Призыв в монастырь Лютер расценивал как полное отдание этому делу своей жизни. Лютер потерпел крушение на своем пути к Богу. Бог показал ему через Писание, что следование Христу не есть некая особая заслуга одиночек, но Божественная заповедь для всех христиан. Смиренный труд следования Христу превратился среди монашества в заслугу, в деяние святых. Самоотречение последовавших за Христом раскрывалось здесь как последнее духовное самоутверждение набожных людей. Тем самым мир ворвался прямо в монашескую жизнь и — что самое опасное — в труды. Монашеское бегство от мира оборачивалось утонченнейшей любовью к миру. В этом крушении последней возможности набожной жизни Лютер и ухватился за благодать. Он увидел во всеобщем крушении монашеского мира спасительную руку Господа Бота, протянутую во Христе. Он ухватился за нее, веруя в то, что «суетны дела наши и при наилучшей жизни» Благодать, которая даровалась ему, была дорогая благодать, она целиком раскрыла ему свое существование. Он должен был во второй раз бросить свои сети и следовать. В первый раз, когда он пошел в монастырь, он оставил все, но только не самого себя, не свое набожное Я. Теперь и это было взято у него. Он последовал не за своими заслугами, но за Божьей благодатью. Не ему было сказано: хотя ты и выздоравливаешь, но это все прощено, только оставайся и дальше там, где ты есть, и утешься прощением! Лютер должен был оставить монастырь и пойти назад в мир — не потому что мир был так уж свят и хорош, но потому что монастырь был ничем иным, как миром.
Лютеровский путь из монастыря назад, в мир, означал наиострейшее выступление, какое только было предпринято против мира со времен раннего христианства. Отказ, который давал миру монах, был детской игрой по сравнению с тем отказом, который мир получил от него в этом возвращении. И фронтальное наступление началось. Следовать Христу означает жить в самом мире. То, что трактовалось как подвиг добродетели в особых обстоятельствах, облегченных монастырской жизнью, стало необходимым и заповеданным для каждого христианина в миру. Совершенное послушание заповедям Христа должно было осуществляться в ежедневных трудах. При этом непредвиденным образом углублялся конфликт между жизнью христианина и жизнью мира. Христианин, так сказать, взялся миру за бока. И это был рукопашный бой.
Дело Лютера, можно непревратно истолковать, только держась того мнения, что Лютер с открытием Евангелия чистой благодати провозгласил разрешение следовать заповедям Христа, в миру, реформаторское открытие было канонизацией, оправданием мира через дарованную благодать. Для Лютера земные дела христианина, напротив, оправданы единственно тем, что в них передан глубокий протест против мира. Только в том случае, если земные дела христианина совершаются в следовании Христу, он и получает из Евангелия новое право. Не оправдание греха, но оправдание грешника было основой для возвращения Лютера из монастыря. Лютеру была дарована драгоценная благодать. Это была благодать, потому что она была как вода для жаждущего края, как утешение для страха, избавление от плена самовольно избранных путей, прощение всех грехов. Благодать была драгоценна, потому что не освобождала от трудов, но бесконечно усиливала призыв следовать Христу. Но там, где она была драгоценна, там она была благодатью, и где была благодатью, там она была драгоценна. Это была тайна реформаторского Евангелия, тайна прошения трешников.