Мысли путались. Нужно очень хорошо подумать…
Ключ не попадал в замок. Наконец открыла машину, села в неё. Стёкла запотели, и весь мир сосредоточился внутри. Руки сами опустились в карманы куртки — спрятаться, согреться. И одна из них уткнулась в пачку. Когда Игорь успел сунуть?
Стодолларовые купюры были новые, блестящие, гладкие. Первое движение — выбросить. Подачка. Шёл, вытащил из сейфа — бросить подачку. С барского стола.
Но как жить?
Даже сквозь куртку заползал, припадал к телу ледяными змейками страх.
Это всё Ганна. Сбылось её проклятье.
До чуть смазанной краски под глазами, до чуть размытой помады у угла губ, до самой мелкой морщины знакомое — заколыхалось перед ней лицо Ганны. Пышная грудь, пышные бёдра… Молодая, яркая, красивая женщина.
Прокляла. Обрекла на гибель.
К ней. Кинуться в ноги. Не пожалеть денег. Деньги кстати. Пусть снимет проклятье. Может, Аркадий выздоровеет?!
Адрес она узнала из Митяевой записной книжки, небрежно лежавшей около телефона: Большая Полянка, шесть, квартира тринадцать. Сразу запомнила.
Мягко, как сквозь вату, застучал мотор. Юля машинально нажимала на педали, машинально сворачивала в улицы, машинально тормозила у светофоров.
Скорее. Ганна снимет проклятие. Митяй говорил, она — добрая.
А сам Митяй — добрый? Что означает, по его мнению, «добрый»?
Толстая женщина не может быть злой. Ну сказанула что-то под горячую руку, со всеми бывает. От щедрости душевной снимет. У неё тоже свои резоны. Её выгнали с работы. Без предупреждения. Поступили с ней непорядочно. И Аркадий виноват перед ней.
Дверь открыла тощая старуха, с блёклыми обвисшими щеками.
— Можно мне увидеться с Ганной? — спросила Юля.
— Заходи. Что тебе надо, Аркашкина жена? Иль не признаёшь? Узнать трудно. У меня скоротечный рак. Помираю от своей злости. Сожрала свою печень. Ты чего пришла?
— Снимите проклятье с Аркаши, погибает он.
Утробный рык, предсмертный хрип, что угодно это было, только не смех, но Ганна смеялась. Она смеялась, как смеются в последний раз в жизни. После такого смеха — только гибель.
И в самом деле Ганна побледнела и стала сползать по стене.
— Насмешила… — с трудом разобрала Юля. И через паузу: — Комара не убью, не то что силу вернуть.
— Чем я могу помочь вам? — удивлённо слышит Юля свой собственный жалостливый голос. Кого она жалеет? Ту, которая убила её мужа и Генри? Но голос дребезжит сочувствием: — Купить вам поесть?
— Мне? Поесть? Да я выблюю твоё подаяние в тот же миг. — Ганна встала. Приступ прошёл. Но была она вся мокрая, как после душа, хоть выжимай. — Иди себе жить. Счастья тебе не будет, а жить будешь.
— Значит, вы видите моё будущее? Значит, есть в вас сила? Умоляю, снимите с Аркаши проклятье. Себя спасёте. Мне Ася говорит, главная жизнь — там, — Юля посмотрела вверх. — И, какими мы туда придём, зависит от нас, от нашей жизни здесь. Вы ещё успеете. Пожалуйста, прошу вас, молю вас. — Зубы плясали, и слова получались под их суматошную дробь пляшущими. — Поможете Аркаше, может быть, себя ещё успеете спасти!
Ганна повернулась и пошла в глубь квартиры. Шла — семенила ножками. Приглашение следовать за ней — она согласилась снять проклятье? Или это знак убираться прочь?
Юля ухватилась за приоткрытую дверь обеими руками.
Передняя — обшарпанная, свет — тусклый. Завершение жизни.
Какое-то время постояла без сил и попятилась назад, на площадку. На площадке у лифта села на пол и сидела, как беженка, прижавшись к углу выступа.
Стучали часы. А может, пульс. А может, вся Вселенная.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
Развод матери случился лёгкий и быстрый. Отца Юля предупредила: не возникать. «Ты чуть не довёл маму до смерти, не бери грех на душу, отпусти её. И Любу отправь домой на тот день, когда мама приедет!» Мама вернулась из Молдавии удивлённая: отец ни слова против не сказал. И суда не понадобилось — дети взрослые. Раздел имущества отец обещал произвести по совести, вот только пройдёт какое-то время, пока он подсчитает, сколько и чего приходится на каждого из членов семьи. «Вы все много работали, — сказал отец матери, — должны же и получить как полагается». Несмотря на катастрофу с Аркадием, отец остался при фирме. На прощанье он сказал матери: «Не говори никому из наших знакомых, что мы разошлись, я хочу сохранить свою свободу. И ты, и дети в любой момент можете вернуться домой. Юле с Баженом передай, пока я жив, буду присылать им десять процентов прибыли». Но дайте мне время высчитать, сколько это получится каждому.