Почему она улыбается ему, слушает его рассказы об Америке, добросовестно вспоминает всё, что говорил Давид Мироныч по тому или другому поводу.
Генри долго не задерживается. Десять-пятнадцать минут, и он уже осторожно прикрыл за собой дверь. А она всё ещё видит его улыбающееся лицо и не может снова начать работать.
Аркадий забегает к ней два-три раза в день на минутку.
— Здравствуй! — улыбается он. Осторожно дотрагивается до щеки или гладит по голове. — Ты как?
— У меня к тебе просьба, — говорит однажды. — Помнишь, ты сказала: одно из любимых стихов Давида Мироныча — «Вооружённый зреньем узких ос…»? Прочитай, пожалуйста.
— Почему вдруг?
— Мне очень нужно. Пожалуйста!
Она закрывает глаза — Давид Мироныч всегда закрывал глаза, когда читал стихи.
Юля открывает глаза — спросить снова — почему вдруг именно это? Но Аркадий уже идёт к двери.
— Спасибо, — говорит он и осторожно, как и Генри, прикрывает за собой дверь.
«Я только в жизнь впиваюсь и люблю завидовать могучим, хитрым осам…» — повторяет она. И долго смотрит в светлое лицо Аркадия.
Ночью, когда Аркадий уже спит, она снова повторяет эти стихи. Зачем именно они в середине рабочего дня понадобились Аркаше?
Задачка решается просто: что-то сильно затронуло его, и он пришёл определить главное.
Почему же щемит сердце? Что-то происходит, чего она не понимает.
Снова словно ребёнок шевелится. Снова она держит руки на животе.
Предчувствие? Митяй наступает на их с Аркадием жизнь?
Или что-то еще случилось, чего она пока не знает?
Два часа ночи, три…
— Ты почему не спишь?
— Я же не шевелюсь!
— Что случилось? — Аркадий включает свет. — Тебе плохо? Что-то болит?
— Не по себе мне. Не знаю, скребёт внутри… что-то не так, Аркаша, что это? Скажи!
Аркадий обнимает её, крепко прижимает к себе, шепчет:
— Сейчас я себе заберу твои страхи. Не поддавайся дурным мыслям и ощущениям. Мы с тобой разберёмся во всех проблемах и справимся с ними. Вот увидишь. Мы же вместе. Мама тебе пела, к сожалению, я петь не умею. «В лесу родилась ёлочка…» — шепчет он каждое слово песни отдельно. — Спи, Юленька, спи, моя девочка. Всё будет хорошо. Мы же вместе!
Под его шёпот, в его тепле наконец она засыпает.
Но утром никак не может подняться.
— Можно я ещё посплю? — просит она.
— Конечно, ни о чём не волнуйся. Я заскочу за тобой в одиннадцать! Это очень кстати сегодня, Ася приедет. Придумай, что ей делать. Доспи, Юленька, всё будет хорошо! — Он осторожно прикрывает за собой дверь комнаты.
Заснуть она так и не смогла.
Почему-то очень хотелось позвонить маме, но вряд ли она застанет маму в доме, да ещё одну. Какая-то сила подвела к телефону.
И трубку подняла мама. Голос — тих и слаб.
— Ты больна? — спросила Юля.
— Немножко, — сказала мама замедленным голосом.
— Что с тобой случилось? И кто делает дела?
— Папа взял помощницу, — сказала мама.
— Молодую?!
— Года на три моложе меня. Помнишь Любу? — Целый час, наверное, мама произносила эти несколько слов.
Юля помнит Любу. Люба часто проходила мимо их ворот и часто заговаривала с отцом.
— Мама, чем ты больна? Скажи честно.
— Сердце у меня.
— Врача вызывали?
— Мне делают уколы.
— За тобой ухаживают?
— Что за мной ухаживать? Лежу и лежу.
— Я приеду.
— Нет, доченька, пожалуйста, нет, прошу тебя.
— Почему «нет»?
— Во-первых, ребёнку вредно лишнее напряжение. Во-вторых, у тебя — работа, и, если ты уедешь, кто будет выполнять её?
— А в-третьих, мама? Скажи честно, что у тебя на самом деле — «во-первых» и «во-вторых»? То, что ты не хочешь, чтобы я видела, как тебе плохо? Или то, что не знаешь, как Бажен встретит меня? Или то, что у отца роман с этой Любой, и ты заболела из-за них?
Но последней фразы Юля не сказала.
Мама надорвалась. И, может, ночью не ребёнок беспокоил её, и не Митяй вторгался в их с Аркашей жизнь, а её сердце боялось за маму. Юля попыталась найти успокоительные слова, но все они звучали фальшиво. Положив трубку, она в бессилии опустилась на кровать.