Вик помнил все, что произошло.
— Централи нет, — прошептал он, и слова эти крохотной горсткой тепла растворились в прижатом к губам сугробе. Вик попытался перевернуться на бок, и это ему удалось. Потом он перевернулся на спину.
И увидел двоих серых, стоящих неподалеку на обочине Большого Сфальта. В темноте он не мог разглядеть их лиц, но был уверен, что серые смотрят именно на него.
Если бы только он не пошевелился! Если бы пролежал неподвижно, притворившись мертвым, еще немного…
Серые направились к нему, по колено увязая в снегу и держа автоматы наизготовку.
Вик беспомощно пошарил рядом с собой — акэма не было. Вероятно, он отлетел куда-то в сторону, когда Вик упал.
Серые подошли вплотную. Один из них нагнулся над Виком. Вик задержал дыхание: от серого пахло хуже, чем от гидролизаппарата. Длинные космы волос касались лица Вика. Глаза серого смотрели прямо в его глаза. Странно — в них была не злоба, а какая-то глупая усмешка.
— Умник, а, понял? — сказал он глухо, хрипло и как-то с усилием, словно звукам с трудом приходилось продираться сквозь его горло. — Живой умник. Слышь, ты, а, — он обернулся ко второму серому, — пхан доволен будет, понял?
— Главный Пхан, а, — проворчал второй серый, тоже разглядывая Вика. — Заложат тебе ноги за уши, Грязный! Эй, умник! — он тряхнул Вика за плечо. — Вставай, а!
Вик повиновался. Однако, поднявшись на ноги, он едва вновь не повалился на снег от слабости и резкой боли в правой ступне. Упасть ему не дал второй серый — здоровенный парень, удержавший Вика за шиворот. Первый — тот, которого назвали Грязным — разразился странными звуками, напоминающими воронье карканье. Вик не сразу догадался, что это смех.
— Слабаки вы, умники, — выговорил сквозь смех Грязный. — Слабаки. Слабаки, а, понял? — он снова и снова повторял слово «слабаки», будто получал от этого какое-то странное удовольствие.
— Шевелись, а, — буркнул второй серый, толкая Вика в спину. Весь сжавшись в комок от боли и холода, Вик заковылял вперед, проваливаясь на каждом шагу в снег. Выбравшись на Большой Сфальт, он глянул по сторонам.
Языки пламени плясали за теплицами — Ферма все еще горела. Вдоль Большого Сфальта то тут, то там виднелись факелы, которые серые держали в руках. Вик вновь поразился многочисленности напавших.
— Куда его, а, к Главному Пхану? — услышал он за спиной голос Грязного.
— Куда ж еще, — отозвался второй серый, вновь толкнув Вика в спину. — Главный Пхан так и сказал — хоть одного живого умника да приволочь, а, понял?
— Живым можете и не довести, — громко сказал Вик. — Я ранен. Я не смогу идти.
Вновь раздались странные каркающие звуки, которые издавал Грязный.
— Слышь, ты, Силач? Слышь — ранен, а, понял?
Серый, которого Грязный назвал Силачом, взял Вика за плечо своей ручищей и приблизил к его лицу свое — если только едва заметные среди путаницы грязных нечесаных волос глазки можно назвать лицом.
— Пойдешь, — сказал он Вику спокойно. — Пойдешь, никуда не денешься! — и он подбадривающе пихнул Вика прикладом автомата под ребра.
Не произнося больше ни слова, Вик двинулся по Большому Сфальту, стараясь не ступать на раненую ногу.
— Как побитая собака, а? — тут же прокомментировал его походку Грязный. — Как собака, а, понял?
Силач ничего не ответил. Вик тоже молчал. Так они миновали пост-7, вокруг которого горели костры серых, наблюдательный блок — и оказались за границами того, что прежде называлось Централью. Здесь ветер был гораздо сильнее. Вика трясло от холода. Но страха он не чувствовал. Только странная манера разговора серых удивляла и раздражала его.
Глянув вперед, Вик заметил, что к ним приближается большой отряд серых. Он словно вынырнул откуда-то на Большой Сфальт, ярко освещенный многочисленными факелами. Через ход, который показался выбившемуся из сил Вику днем, отряд серых приблизился к ним вплотную.
Это был, как понял Вик, необычный отряд.
Впереди шли несколько серых с акэмами в руках. Сплошь закутанные в собачьи шкуры, воины казались вставшими на дыбы огромными собаками. Рядом с автоматчиками шли столь же добротно одетые факельщики. За факельщиками несколько похуже одетых серых тащили носилки, представляющие из себя сшитый из шкур внушительных размеров шатер, поставленный на длинные деревянные жерди. Замыкала шествие еще одна группа автоматчиков и факельщиков.
— Главный Пхан, понял? — прошипел за спиной Вика Грязный. — На колени, живо! — приказание подкрепил сильный удар прикладом в спину. Вик упал на четвереньки, потом кое-как поднялся на колени. Носилки поравнялись с ним и замерли. Вик обратил внимание, что Грязный и Силач справа и слева от него тоже опустились на колени. С полуоткрытыми ртами они уставились на носилки. Двое автоматчиков торопливо отдернули сшитый из шкур полог.
И Вик увидел Главного Пхана.
Это был старик, вернее, старичок небольшого роста, сухонький, довольно аккуратно одетый и постриженный. Он внимательно и беззлобно смотрел на Вика.
— Умник, — произнес он с неопределенной интонацией. — Кто его взял?
— Я! — сказали Грязный и Силач одновременно. Старичок захихикал.
— Вот ведь как у нас, — сказал он, обращаясь к Вику. — Не знаешь, кого наградить, кого наказать. Приходится решать самому, — лицо старичка сделалось озабоченным, — а они потом обижаются… Так кто тебя взял? — неожиданно спросил он Вика.
— Никто меня не взял.
— Как так?
— Я лежал раненый, без сознания, а они меня подобрали.
— Так-так… — старичок забегал глазами из стороны в сторону. — Без сознания.
Раненый. Других не было? — обратился он к серым.
— Не было, — поспешно отозвался Грязный.
— Плохо, — озабоченно сказал старичок. Его взгляд снова уперся в глаза Вика. — Хочешь знать, почему мы победили?
— Сам догадываюсь.
— Догадываешься, — кивнул старичок. — Еще бы — ты же умник. Все вы здесь умники.
А мы кто, а? Вик молчал.
— А мы — серые, разбойники — так?
Вик кивнул.
— Так вот, ты эти слова забудь, — по-прежнему дружелюбно посоветовал ему старичок. — Знаешь, как мы себя называем? Хозяева. Мы хозяйничаем на всех землях, какие только тут есть. Поэтому мы — хозяева.
— А Город? — вырвался у Вика вопрос.
— Город? — недоумевающим тоном переспросил старичок. — Город? — он произносил это слово так, словно слышал его впервые. — Город — наш данник, как и навозники.
Знаешь, откуда у нас патроны и акэмы? Да где вам знать, умникам! А они от Города. Город дает нам оружие. Город боится нас! — в глазах старичка светилось торжество.
Вик был ошеломлен. Город снабжает серых оружием?! Но ведь это значит, что…
— А с тобой мне чего делать? — голос старичка прервал мысли Вика. — Чего делать, ну-ка скажи?
Вик почуял какой-то подвох, поэтому ответил кратко:
— Что хочешь.
Ответ старичку неожиданно понравился.
— Что хочу? — Что хочу? — повторил он, добродушно улыбаясь. — А я хочу-то немного. Хочу узнать, где вход в подземелья вашей Станции. Где? — спросил он Вика, как ни в чем ни бывало. — Ты ведь мне покажешь вход?
Вик молчал, собираясь с мыслями. Равнодушный тон Главного Пхана не обманул его.
Согласиться — означало погубить свой народ. Отказаться — означало погубить себя, а вход серые обнаружат весной. Выиграть время… Вот что необходимо сделать.
Выиграть время.
— Сейчас темно, — сказал Вик. — Там ловушки, которые даже днем опасны. Соваться туда ночью — верная гибель.
— Дня ждать недолго.
— Вот днем и поговорим.
— Нет, поговорим мы сейчас, — голос Главного Пхана стал жестким. — Да или нет?
Ты покажешь вход?
— Да, — сказал Вик.
— Сговорчивый ты, — задумчиво произнес старичок, разглядывая Вика. — Больно уж сговорчивый… Ну, да ладно. Такие уж вы, видно, послушные, умники. Ты ведь ходовик?
— Кто же еще? — грубовато отозвался Вик. — Зимуют только ходовики.