Опасения оправдались: едва услышав просьбу Вика, старик заворчал:
— Разбойники грабят. Город грабит, теперь, гляди-ка, собственный род грабить собирается…
— Серые вас грабить больше не будут, — отрезал Вик. — Если сами им не позволите, конечно. А мы не грабим. Мы берем в долг.
— Ишь ты — «берем»!
— Просим. Просим в долг.
— А чем отдавать будете? Оружие нам сейчас ни к чему.
«Еще бы, после того, как я подарил вам ящик акэ-мов!» — едва не произнес Вик вслух, однако сдержал себя.
— Подковы, лопаты, ножи, — спокойно принялся перечислять он — косы, серпы, гвозди, наконечники для стрел.
— Ну и чего? Мы без этого как-нибудь обойдемся, а вы без пищи не обойдетесь небось, так-то!
Вик понял, что старейшина всерьез намерен расплатиться с ним за недавнее поражение в споре, когда был создан род «кровных братьев». Конечно, упросить о милости можно было, но упрашивать не хотелось.
— Как-раз наоборот, — сказал Вик, вставая.
— Наоборот?
— Ну, да. Мы без пищи не останемся, а вот вы останетесь без инструментов — и без патронов, кстати.
— Серые ушли.
— Серые вернутся.
— У нас есть луки и самострелы.
— Которые не спасли южный поселок, — с этими словами Вик повернулся, не прощаясь, и направился к выходу из хижины старейшины. Тот не остановил его.
К старейшине Александру обращаться с просьбой о помощи было бессмысленно.
Старейшина Алексей согласился помочь, но запасы пищи его рода были невелики. Кое как полученными корзинами с пищей и лечебными травами удалось заполнить повозки — но кузова грузовиков остались пустыми.
Этого было мало. Нужна была еще пища.
Вик приказал перегрузить полученную пищу в грузовики. Слав и Юр увели их в Централь, конвоируемые конным отрядом охотников старейшины Алексея. Сам же Вик с повозками, конвоем Веты и отрядом «кровных братьев» направился в зону эрапорта.
Их лошади шли бок о бок ровной рысью. Вначале Вета хранила упорное молчание. Но Вик держался с ней свободно и непринужденно, и постепенно девушка сменила гнев на милость. Весенний воздух был свеж и чист, небо безоблачно и ясно. Вета, жмурясь, подставляла лицо теплым лучам пригревающего солнца. При этом она откидывалась чуть назад, и ее длинные черные волосы почти касались задней луки седла Вик любовался ею. Он обратил внимание, как поглядывают на девушку молодые фермеры из его отряда. Это напомнило ему о задуманном плане, и Вик не удержал вздоха.
Вета по-своему истолковала этот вздох.
— С пищей действительно плохо, Вик?
— Могло быть и хуже, — отозвался он. — К счастью, есть этот склад прошлых, благодаренье Небу. Повозки загрузим. А вот потом… потом не знаю.
— Все будет хорошо, — сказала Вета. Солнечные блики и тени от свисающих над дорогой веток плясали на ее молодом красивом лице. — Бор говорит, что через две луны наведет порядок в теплицах.
— Вот в эти две луны нам и придется худо. Кроме того, мы лишились Фермы.
— А что твои друзья у фермеров? — понижая голос, спросила Вета. — Почему они не помогут нам?
Вик ждал этого вопроса. Он понял, что время для объяснения пришло.
— Такое дело… - начал он. — Фермеры помогают нам, но не все. Очень немногие.
Так получилось, что я живу здесь не в согласии, а все больше в противоречии с их законами. Формально я соблюдаю их законы, ты знаешь, на что мне пришлось ради этого пойти… — Вета едва заметно кивнула, — но по сути дела я все равно чужак, исключение из правил. Конечно, многим из них это не нравится. Фермеры приросли к своим поселкам, к своим обрядам, законам. Битва с серыми дала мне «кровных братьев», — Вик мотнул головой в сторону сопровождающих их всадников, — но это опять-таки настораживает остальных фермеров Они колеблются. Централь тем временем голодает, а серые наверняка вновь собирают силы… Какой у нас есть выход из этого положения?
— Вернуть все, как было, — предложила Вета.
— Запереться в прежних десяти постах? Задыхаться на Небом проклятом куске земли?
Ждать нового нападения серых и снисходительно наблюдать за тем, как дети играют в переход границ, а взрослые уходят к Развилке? — горячо возразил Вик. — Ты действительно так думаешь? Отступить, победив, отступить, вместо того, чтобы двигаться вперед?
Вик помолчал. Теперь их лошади шли шагом.
— Знаешь, — сказал Вик девушке, — да мы уже и не сможем отступить, даже если захотим. Иногда мне кажется, что меня сорвала с места и несет куда-то огромная незримая река. Меня и всех нас. Она определяет наши поступки и наши судьбы.
Незримая река уносит нас, — повторил Вик, — и мы не в силах противиться ее течению. С нами будет то, что будет. Но мы увидим новые берега этой реки и никогда уже не вернемся к старым…
Их лошади шли так близко друг к другу, что стремена порой звякали, соприкасаясь.
Вик замолчал. Вета искоса поглядывала на него, но тоже хранила молчание.
Некоторое время слышалось только чавканье лошадиных копыт, опускающихся в перемешанный с грязью снег.
— Я исключение, — сказал Вик негромко, не глядя на девушку. — Поэтому и не попадаю в лад с фермерскими порядками. Выход у нас только один: исключение должно стать правилом. Это придется по душе фермерам. Это будет именно то, в чем суть их законов Рода. Породниться с фермерами должны еще несколько человек.
Несколько юношей и девушек из Централи. Самых красивых, умных, умелых. Самых лучших.
Вик посмотрел на Вету и встретил ее взгляд. В этом взгляде был немой вопрос.
— Да, — сказал Вик, едва двигая ставшими вдруг непослушными губами. — Тебе тоже придется сделать так…
Он ожидал возражений, упреков, может быть даже слез — но ничего подобного не последовало. Вета придержала своего коня, остановив его. Вик тоже остановился.
Остальные всадники один за другим обогнали их. Вета смотрела Вику в лицо. Губы ее дрогнули и некрасиво искривились. Она перевела дыхание. Отвернулась.
— Я согласна, — выговорила она глухо. — Ведь теперь, когда ты… когда ты… а я тебя… а теперь мне все равно! — выкрикнула внезапно Вета, выпрямляясь в седле.
Она резко дала шенкеля, рванув своего коня бешеным галопом и далеко обогнав отряд. Фермеры проводили ее восхищенными восклицаниями.
«Неужели я так никогда и не услышу слов любви? — подумал Вик. — Не услышу и не произнесу их сам? Неужели любовь в моей судьбе вечно будет подменяться чем-то: привычкой, жалостью, долгом? Неужели… но лучше не думать об этом. С нами будет, что будет. Я решаю судьбу государств, а Высокое Небо решает мою судьбу.
Да будет оно милостиво ко мне»…
Вик забрал со склада прошлых все ящики с мясом, спрятанным в металлические цилиндры, а также ящики с незнакомым оружием. Их на одной из повозок он от правил под охраной в поселок, а сам с оставшимися всадниками проводил повозки с пищей до прежней границы Централи. Вета за весь обратный путь не произнесла ни единого слова, она даже не ответила на прощальные слова Вика.
С тяжелым сердцем Вик вернулся в поселок. Эту ночь он провел один, но потом приказал себе не ребячиться и не мучить Надежду. Жена привязалась к нему искренне, однако улыбка по-прежнему редко появлялась на ее привычно покорном лице, как и другие чувства или их следы. Вик подумал было о том, что должен уделять Надежде больше внимания, но тут ему стало не до жены.
Начали возвращаться гонцы, которых он разослал по всем окрестным поселкам. На предложение Вика согласились только двое старейшин, но и это было уже неплохо.
Тем более, что остальные отвечали вполне доброжелательно, не говоря пока прямо ни «да», ни «нет». Зная медлительность фермеров, Вик не сомневался, что вскоре еще несколько человек скажут «да».
Один из согласившихся породниться с Централью — старейшина Владимир — был главой влиятельного рода, поселки которого располагались на юге, в районе больших железных путей прошлых. Поселок другого старейшины находился на западе, как раз в том месте у Большого Озера, куда отхлынули разбитые племена серых. Вик ждал, что именно там серые начнут собирать силы — и не ошибся. Гонец рассказал, что разбойники уже пытались атаковать два или три поселка в тех местах. А ведь вот-вот должен был начаться сев на отвоеванных у леса участках, сев, который фермеры не могли пропустить. Похоже было на то, что старейшина Дмитрий, породнившись с Виком, рассчитывает на автоматы его «кровных братьев». План Вика срабатывал. Теперь слово было за Советом Централи.