Взамен Ворон требовал сущую безделицу.
Он требовал помочь ему атаковать Город.
Ворон отлично знал, что серые не смогут и не станут жить мирно, во всяком случае — долгое время. Рабы могут копаться в земле и кормить хозяев, но хозяева привыкли воевать и грабить — с этим ничего не поделаешь. И они избавятся от Ворона, как он избавился от своего отца, если им не подкидывать время от времени лакомый кусок. Прежде такими лакомыми кусками были поселки фермеров, конвои Централи. Отец Ворона замахнулся на Централь. Ворон, избавившись от потерпевшего поражение отца, с самоуверенностью молодости пообещал своим подданным Город.
Почему бы и нет?
Нынешней зимой, сразу после падения Централи, Город внезапно перестал снабжать серых оружием. Возникло недовольство, которым Ворон немедленно воспользовался.
Он, поддерживаемый верными ему молодыми хозяевами, напал на лагерь своего отца, убил его, сровнял лагерь с землей и — как Главный Пхан отныне — заключил союз с Виком.
Вик пошел на этот договор с одной мыслью: выиграть время, успеть создать постоянное мощное войско, которое могло бы противостоять серым. Вик понимал, что никакой союз с серыми абсолютно ничего не гарантирует. Вик вовсе не намеревался атаковать Город. Он знал, что ни Совет, ни старейшины никогда на это не согласятся.
Хотя…
Искушение было велико.
Централь возмущало презрение Города и манили его тайны. Фермеры ненавидели Город за то, что он грабил их. Серые сами мечтали о грабеже, о сказочных богатствах Города. Вик отдавал себе отчет в том, что мнению Совета и старейшин он может противопоставить мнение тысяч: обитателей Централи, фермеров и серых. Вик хорошо помнил, как старейшина Алексей отреагировал на одно-единственное неосторожно оброненное им слово: «Мы бессильны против Города… ПОКА…» Город создал вокруг себя плотное кольцо ненависти. И Вик в силах был использовать эту ненависть против Города. Он мог сдержать свою клятву — теперь его бредовая мечта об охваченных огнем городских блоках уже не была просто мечтой, а тем более — бредовой. Мечта обернулась вполне осуществимым замыслом.
Осуществимым?
Но что может сделать вооруженное луками и автоматами разрозненное войско против бронированного кулака боевых машин Города? Это войско даже не сумеет прорвать внешние оборонительные рубежи, которые много лет укреплялись вокруг Города.
Вик постоянно напоминал себе об этом. А потом напоминал о том, что серые оборонительные рубежи Централи прорвать смогли.
Так что… Так что атака Города в итоге казалась вполне возможной. Если ее хорошо подготовить. Если все как следует обдумать, если собрать не одно, а три войска, если ударить по Городу с разных направлений…
Вик вновь останавливал себя. Имеет ли он право на такой риск? В случае поражения серые уведут свои племена подальше от Города — но Централь и поселки фермеров останутся на своих прежних местах. И весь гнев Города обрушится на них «Вертолеты… танки», — приходили на ум Вику незнакомые, угрожающие слова старейшины Алексея.
И что же? Продолжать безропотно платить дань Городу, трусливо кланяться городскому Конвою? Прежде это была участь фермеров. Но теперь это была их общая участь. Вик понимал, что ненависть к Городу будет расти вместе с ростом постоянного войска, которое в любом случае предстоит собирать. Ненависть будет расти и подталкивать его. Вика, к действию, а Ворон этого действия будет требовать открыто. У Ворона нет выбора. Или война с Городом, или война с фермерами и Централью. Третьего не дано.
Третьего не дано и Вику тоже.
Или война с Городом — или война с серыми.
Только теперь, после упорных, мучительных размышлений, Вик начал понимать, что, заключив договор с серыми, он в глубине души допускал возможность его выполнения. Атаковать Город! Войти в него!
Если бы иметь побольше информации… Если бы риск не был столь велик!..
Но риск был велик, велик чрезмерно, поэтому Вик, после нескольких дней колебаний, принял решение отказаться от любых планов атаки Города и начать подготовку к затяжной войне с серыми.
А вскоре произошло событие, которое как будто подтверждало правильность принятого решения.
Это случилось поздним вечером, когда в последние лучах заходящего солнца, светившего им в лицо, Вик и Слав вели лесной дорогой в Централь очередной конвой. Конвой двигался, растянувшись длинной цепочкой — теперь не приходилось опасаться нападения серых. Единственное, что угрожало грузовикам и повозкам — это покрывшая все дороги и тропинки непролазная грязь. Двигаться приходилось медленно и осмотрительно. Вик и Слав ехали на лошадях впереди, держа в руках факелы, которыми освещали дорогу в сгущавшихся сумерках. Оба были в прекрасном настроении. Старейшина Василий сменил-таки гнев на милость, узнав об усмирении серых, так что с пищей пока проблем не было. Радовало и то, что работы по восстановлению блоков Централи быстро продвигались.
— Прошлые в них заблудились бы теперь, — насмешливо гудел Слав. — Дрей там чего не городит только — и все по-своему.
— Ему виднее, — отозвался Вик. — Его служба — его и заботы.
— Да, а жить-то в этих блоках нам!
— Перебирайся к фермерам.
— Я бы и непрочь. Совет не отпустит. Эдак все ответственные из Централи разбегутся.
— Перебирайся, — повторил Вик, — насчет остальных ответственных не знаю, а тебе хорошо бы поближе к грани…
Окончание фразы застряло у Вика в горле. Его лошадь, дико заржав, поднялась на дыбы. Вика с силой швырнуло назад, он не удержался в седле и полетел в дорожную грязь. Ощущение было такое, словно сама дорога ринулась ему навстречу и с силой ударила в лицо. Боль, грязь, круговерть света и тьмы, безумное ржание лошади…
Вик ошеломленно поднялся на колени. Вернее, что-то одним рывком подняло его. Вик помотал гудящей от удара головой и обнаружил зажатый в левой руке повод. Он не выпустил его, падая с лошади. Лошадь рвалась из стороны в сторону, словно взбесившись. Вика трясло и кидало из стороны в сторону в такт этим рывкам, но он вцепился в повод — теперь уже обеими руками — и не выпускал его.
А потом лошадь повалилась на землю. На землю и на Вика. Он едва успел отскочить в сторону — и лошадь тяжело рухнула к его ногам, густо разбросав во все стороны комья и брызги грязи. Вик выпустил из рук повод. Лошадь билась в агонии. Вик растерянно провел рукой по лицу, стирая с него грязь и льющуюся из носа кровь.
Кто-то тряс его за плечо, Вик обернулся и увидел Слава, который, бурно жестикулируя, повторял слово:
«Ложись!». Сообразив, что смысл этого слова не доходит до Вика, Слав схватил его в охапку и швырнул на землю, бросившись рядом.
Некоторое время они лежали бок о бок, уставившись в спину все еще дергающейся лошади. Вик подумал, что грязи, пожалуй, ему на сегодня досталось с избытком.
Это была единственная внятная мысль, посетившая голову. Откуда-то сзади доносилось приглушенное рычание остановившихся грузовиков, лязганье затворов и возбужденные голоса ходовиков. Лес вокруг молчал. Постепенно Вик пришел в себя.
Выдираясь из холодной, жидкой грязи, он медленно поднялся на ноги. Слав был уже на ногах. Появился запыхавшийся Юр с автоматом в руке.
— Все в порядке?
— Что «в порядке»?! — зарычал Слав. — Что это было, обвались на меня Небо?!
Засада?
— Стоп, — сказал Вик, тщетно пытаясь справиться с льющейся из носа кровью. — Смотри…
Слав посмотрел туда, куда указывал Вик. Из шеи лежащей на земле лошади торчала короткая толстая стрела, выпущенная из самострела. В свете факелов, которые держали в руках собравшиеся вокруг ходовики, стрела выглядела зловеще.
— Кто то хотел пожелать тебе доброй ночи, — пробормотал Слав, покосившись на Вика. — Именно тебе.