Фермеры трудились на своих полях. Серых не было ни слуху, ни духу — Ворон, как и обещал, отвел племена на север. Теплицы дали первый урожай — голод теперь не грозил Централи, тем более, что через Ферму шел непрерывный обмен инструментами, оружием, пищей. Конвои, как таковые, потеряли всякий смысл. Любой фермер или обитатель Централи мог прийти на Ферму и получить то, что нужно.
У Вика появилась масса свободного времени. Он был намерен атаковать Город осенью или в конце лета. Таково было общее решение, решение вполне разумное. Раньше собрать единое войско не представлялось возможным. Служба транспорта превратилась в фикцию. А обязанности Вика перед его родом — обязанности охотника — не отнимали много времени. Весной фермерам было не до охоты. Вик занимался главным образом тем, что помогал управляться на полях с лошадьми. Здесь, на поле, он получил известие о том, что городской Конвой заявился за данью в поселки старейшины Владимира.
— Хорошо, — только и сказал Вик. — Теперь они придут в конце лета. Придут В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ.
Весенние заботы фермеров прервали полосу свадеб, но и без того связи фермерских родов с Централью пустили глубокие корни. Свадьба Веты и Святополка состоялась в назначенный срок — Вик присутствовал на ней только потому, что не мог отказаться от этого ни под каким предлогом. Глядя на Вету и Святополка, Вик невольно любовался ими. Они были прекрасной парой — оба юные и красивые, в нарядных одеждах из щедро украшенного вышивкой полотна. Вик изо всех сил старался забыть о том, что прежде красота Веты не оставляла его безразличным. Ну, конечно же, между ними ничего не было и не могло быть… разве что девичья, почти что детская влюбленность Веты в него. Теперь, после того как Вик вынужден был убить Гея — отца Веты, этой влюбленности наверняка и следа нет.
Вик улучил подходящий момент, подошел к Вете и сказал:
— Ты должна знать… я не хотел этого.
Вета промолчала. В ее взгляде не было ненависти. Но и прежняя детская открытость, обнаженность чувств исчезла.
— Это произошло случайно, — продолжал Вик. — Мне жаль, что все так… все так нелепо складывается.
— Мне тоже, — сказала Вета негромко. И это было все, что она сочла нужным сказать. Она направилась к мужу — и Вик проводил ее долгим прощальным взглядом.
Он лишил эту девочку отца и нашел ей мужа — не желая при этом ни того, ни другого. Вик вновь остро ощутил подвластность своих поступков… кому? Великому Богу? Высокому Небу?
Той неведомой реке, которая уносила его от привычных берегов и звалась Судьбою?
Свадьба Веты и Святополка проходила в одном из поселков рода старейшины Владимира. Этот поселок располагался на заброшенных железных путях прошлых.
Железные пути прошлых в Централи во многих местах были разобраны — в древесине шпал нуждалась служба зданий, а в металле рельсов — кузнечные мастерские. Однако фермеры не испытывали нужды ни в том, ни в другом, поэтому они не трогали железные пути. Самые большие поселки — подвергшиеся только что нашествию городского Конвоя — находились южнее. Этот небольшой поселок старейшина Владимир сделал местом свадьбы именно из-за его уединенного расположения.
Поздно вечером, когда молодые уже удалились в дом Святополка, Вик вышел из хижины. Весенний воздух был теплым, в нем не ощущалось ни малейшего ветерка. Все застыло в полусне. Даже звуки продолжающейся свадьбы казались приглушенными. Вик направился к частоколу, вышел за ворота и оказался перед насыпью, по которой пролегли железные пути.
Вик взобрался на насыпь. Под ногами у него оказались две металлические узкие полосы рельсов. Когда-то по ним пробегали фантастические машины прошлых. Одна из них, называющаяся тепловозом, сохранилась в Централи, сохранились и части других подобных машин. Вик глубоко вдохнул свежий лесной воздух. Железные пути. Почему его так манит любой путь, любая дорога — Большой Сфальт, фермерские тропы, летающие машины?.. Неужели только потому, что он отвечает за службу транспорта?
Нет, конечно же дело не в этом…
Послышались чьи-то шаги — кто-то грузно взбирался на насыпь за спиной Вика. Это оказался старейшина Владимир.
— Почему ты ушел? — спросил он.
— Железные пути, — ответил Вик вопросом на вопрос, — они ведь ведут в Город?
— Да. Туда, на запад — в Город.
— А на восток?
Старейшина усмехнулся.
— Неугомонный ты человек, скажу я тебе. Сотни и тысячи ходов — разве вы, не знающие того, что было до Исхода, можете представить себе такие расстояния?
— Нет, — сказал Вик. — В этом все дело. Мы утратили то бескрайнее пространство, что принадлежало вам. Мы должны теперь вернуть его.
— Вернуть? Как?
— Не знаю. Мы должны захватить Город. Может быть, там мы найдем ответ…
Старейшина только покачал головой.
— Ничего из того, что было прежде, уже нет. Почему ты стремишься вернуть то, что ушло раз и навсегда?
— Вернуть то, что ушло? — переспросил Вик. — Нет. Ты не понял меня, старейшина Владимир. Я просто тороплю то, что должно прийти.
Некоторое время они молча стояли на убегающих вдаль железных путях, скупо освещенных лунным светом. Потом все так же молча вернулись в поселок, где продолжалось свадебное веселье.
Наутро Вик, сопровождаемый старейшинами родов, чьи поселки находились на севере, отправился в неблизкий путь к озерам. Он возвращался домой. Незаметно для себя он привык называть свою хижину, где ждала Надежда, домом. Он все больше и больше отдалялся от Централи.
Но он не забыл того, что оставил в Централи, он не забыл Лен. Встреча с Ветой всколыхнула старые чувства. Весенний воздух заставлял сердце колотиться чаще… а на душе лежал камень. Вик не понимал, что с ним происходит. Вернее, он все прекрасно понимал, но приказывал себе прикидываться непонимающим. Лен была потеряна для него — законы рода суровы, да и законы Централи тоже.
Ему никогда не знать счастья…
Раздираемый самыми противоречивыми и смутными чувствами, Вик вернулся в свою хижину. Надежда встретила его на пороге. Она привычно протянула руку, чтобы принять повод — лошади в поселках содержались в больших общих конюшнях, но уход за каждой из них обеспечивали владельцы. Вернее, жены владельцев. Вик любил сам ухаживать за лошадью, но законы рода и тут диктовали ему правила поведения.
На этот раз Вик не отдал поводья жене. Он отстранил ее руку и, не глядя на Надежду, повел лошадь к конюшне. Там он почистил лошадь, подождал, пока она остынет, потом напоил и накормил ее. Ему не хотелось возвращаться в хижину. Он даже подумал о том, что можно заночевать здесь, в конюшнях, зарывшись в охапки сена и слушая сонное фырканье лошадей… Но что скажут про него на следующий день? Женщины разнесет новость по всему поселку. Худо придется и ему, и Надежде, и его роду… ах, как все перепуталось, как все плохо, как тяжело на душе!
Ощущение боли было явственным, почти физическим. Вик глухо застонал, уткнувшись лицом в теплый, остро пахнущий потом бок лошади. Весна. Любовь. Для чего все это существует? Чтобы мучить его, дразнить, соблазнять? Вик почувствовал какую-то темную волну, захлестывающую его. Волну безрассудства и страсти. Он с трудом взял себя в руки. Он заставил себя направиться к хижине Небо почернело, но не только потому, что надвигалась ночь. Где-то вдалеке слышались глухие раскат грома. Шла гроза — первая гроза в этой весне. Воздух из теплого стал душным, слышались тревожные возгласы фермеров, загоняющих скот в стойла. Вик шел к своей хижине медленно, как во сне, словно тяжелый, плотный вечерний воздух тормозил его движения. Отблески далеких молний сверкали на горизонте. Гроза приближалась.
В хижине было уютно — Надежда оказалась прекрасной хозяйкой. Вику буквально не на что было пожаловаться, и это еще больше раздражало его. Уж лучше бы жена оказалась несчастной неряхой и неумехой. Тогда он больше бы жалел ее, а значит и больше любил. Но она вовсе не выглядела несчастной. Тот момент близости, который возник между ними в свадебную ночь, ни разу не повторялся, хотя они довольно часто были близки как муж и жена. Как положено мужу и жене. Но тонкая незримая нить, протянувшаяся между ними в ту первую ночь, исчезла, не успев окрепнуть.