— Скажу больше, доктор, — ответил Генрих. — Я на нем думаю.
— Даже так? — заинтересовался Вагнер. — Не увиливайте от ответа, господин Кляйн, — вновь бросив на профессора холодный взгляд, произнес Вагнер. — Вам действительно противно преподносить материал в рекомендованном мной ключе? Все норовите по-своему повернуть?
— Вам показалось, коллега, я делаю все так, как вы рекомен-дуете. Просто вы относитесь ко мне предвзято, да и вообще сегодня не в настроении. Интересно, уважаемый Отто, почему вас, как специалиста по Индии, Тибету и Латинской Америке вдруг заинтересовал русский язык. Неужели ваша следующая книга будет посвящена раскопкам в России? Ведь это не совсем ваш профиль, — ответил Кляйн, все дальше уводя разговор в другое русло.
— Не совсем Россия, если уж быть точным. Скорее ее часть — Ост-ланд, — сверкнул глазами Вагнер. — Пути Господни неисповедимы, неизвестно где нам всем придется потрудиться во славу Германии.
— Ну, тогда Господь вам в помощь. А ведь он, я имею в виду Господа с его неисповедимыми путями, действительно вам помогает, — указав на Генриха, ответил профессор, — лучшего специалиста по русской словесности вам не найти. Извините, можно я пойду, а то, боюсь, я не добегу по своим делам. Старость не радость, знаете ли… — профессор несколько раз быстро переступил с ноги на ногу. «К каким только ухищрениям не приходится прибегать, лишь бы поменьше общаться с этим злодеем», — подумал профессор и, не дождавшись прощальных любезностей, поспешил к коридору.
— Старый простатик, — сказал ему вслед Вагнер. — Надеюсь, молодой человек…, — Вагнер взял из рук Генриха только что подписанную книгу и еще раз посмотрел на имя адресата. — Генрих Штраубе? Весьма приятно познакомиться, Генрих. А не дальним ли родственником вы приходитесь барону Вильгельму Штраубе и его дражайшей супруге Анне?
— Не совсем дальним, но все же родственником. Я их племянник по материнской линии, — грустно улыбнулся Генрих.
— Давно мечтал познакомиться с советским шпионом, — рассеянно обронил Отто Вагнер. Генрих почувствовал, как по телу, от копчика до макушки, пробежал неприятный холод.
7
Карета, поскрипывая новыми рессорами, легко вкатилась по деревянному настилу во двор замка, и в доме сразу все пришло в движение. Молодой князь Доминик Радзивилл только что вернулся с утренней охоты, еще не успел перееодеться, и потому, как был в охотничьем костюме и высоких, заляпанных грязью сапогах, так и вышел навстречу гостям вслед за целой сворой слуг, поигрывая плетеным в три ремня хлыстом. С утра у него было отличное настроение, несмотря на то, что лег он поздно и долго не мог уснуть, ворочаясь под толстым пуховым одеялом. Спальня была слишком жарко натоплена, что противоречило его спартанским привычкам. Однако он не стал никого наказывать, а ограничился лишь коротким замечанием, сделанным во время утреннего туалета камердинеру, человеку ответственному, но слишком уж опекавшему его. Он служил князю еще со времен жизни его в доме Чарторыйских, и Доминик привык к нему. Вообще надо сказать, что молодой князь отличался той редкой терпимостью и великодушием к людям низших сословий, которые совсем не свойственны его кругу и часто воспринимаются окружением как свидетельство слабости характера. Однако упрекнуть в этом Доминика никому бы и в голову не пришло, да он бы и не позволил.
— Ах, тетушка, это Вы! — воскликнул молодой князь, подавая руку, чтобы помочь родственнице сойти на землю. — В такой ранний час? Вам, видно, не спалось?
Теофилия Моравская, приходившаяся Доминику Радзи-виллу родной теткой по отцовской линии, считалась близкой родней. История ее замужества вот уже пятнадцать лет оставалась предметом будуарных пересудов среди многочисленных родственников Радзивиллов.
В юности Теофилия была не робкого десятка и находила больше радости в стрельбе из пистолетов и фехтовании, нежели в чтении французских романов и пустой болтовне с модистками, за что была прозвана «рыцарскай дзяучынай». Куда бы не направлялся спесивый Пане Коханку со своим войском, она неизменно следовала с ним, всегда готовая сменить свой походный егерский костюм на уланский мундир и кирасу. Вот и в тот памятный день 26 июня 1764 года, когда под Слонимом сошлись войска ее брата и силы Генеральской конфедерации, поддерживаемые российскими штыками, она была в первых рядах атакующих. Впереди, расчищая путь личной охране Пане Кохане, бился молодой поручик Игнатий Моравский. Игнатий был бедным офицером из захудалого шляхетского рода, что не позволяло ему рассчитывать на благосклонность дам из дома Радзивиллов при иных обстоятельствах, нежели те, в которых они оказались волею случая. Теофилия, увлеченная его ратным азартом и бесстрашием, влюбилась в него, невзирая на происхождение своего избранника. Игнатий не смог устоять и вступил с Теофилией в любовные отношения вопреки голосу разума и доводам близкого друга, который предрекал ему гнев сиятельного брата. Их тайная связь в любой момент могла открыться, что грозило большими неприятностями обоим. Молодые решили скрепить свой союз, так как медлить было уже нельзя. Скрытно, под покровом ночи, они выехали во Львов, где утром следующего дня и обвенчались к неудовольствию брата невесты, могущественного Кароля Станислава Радзивилла. Позже он, все же сменив гнев на милость, не только помог неожиданно свалившемуся на него родственнику получить генеральский патент, но также пожаловал своей непутевой сестре в пожизненное владение имение Заушье, находившееся в десяти верстах от Несвижа и к тому времени уже слегка запущенное, но еще хранящее следы былого величия.