Спустя пару дней, как и сказала тетушка, он получил официальное приглашение почтить своим присутствием церемонию венчания юной Теофилии Моравской и графа Стажинского в его имении. Быстро собравшись и отдав последние распоряжения своему эконому Адаму, Доминик выехал в Польшу несколько раньше, с таким расчетом, чтобы успеть заехать в Варшаву. Там его ждали неприятный разговор с епископом, через которого он намеревался хлопотать перед Ватиканом о разводе, и, возможно, встреча с Юзефом Понятовским, уже получившим его послание и спешащим в столицу из стана наполеоновских войск в Западной Пруссии.
Дорога заняла два дня. По пути он еще раз обдумал все детали предстоящего похищения и, будучи абсолютно уверенным в успешном исходе всего мероприятия, прибыл в Варшаву в прекрасном расположении духа и с твердым намерением довести начатое до конца.
Епископ принял его не сразу, подчеркнув тем самым свое неудовольствие. Письмо Доминика Радзивилла расстроило его и заставило глубоко задуматься в поисках какого-либо компромисса. Он был уверен, что сможет убедить молодого князя изменить свое первоначальное намерение и не спешить с разводом, который мог негативно сказаться на его репутации. Их встреча состоялась под сводами коллегии, где еще нестарый прелат церкви только что прочел свой доклад о новых вызовах, перед которыми оказалась католическая церковь, и, выслушав одобрительные мнения братии, теперь намеревался посвятить себя чтению и страстной молитве.
— Сын мой, — начал церковник, пытаясь разглядеть в лице Радзивилла признаки сомнения, — не думал, что мне придется выступать в роли увещевателя по столь неприятному для меня поводу. Надеюсь, мои доводы в пользу сохранения существующего status quo, смогут убедить вас отступиться от задуманного и не нарушать скрепленного святой церковью и небом союза.
Однако Доминик был готов к такому повороту событий и потому, со смирением выслушав вступление, все же настоял на своем первоначальном решении, прося епископа быть его заступником перед Святым престолом в деле о разводе с Елизаветой Мнишек. Не без труда заручившись словом молодого прелата, он, не заезжая к жене и не дождавшись Понятовского, отправился дальше, туда, где должен был, наконец, осуществиться его вероломный план.
В дороге молодой князь обычно скучал. Его деятельная натура требовала выражения. Он пробовал читать, но не продвинулся дальше первого абзаца. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить, однако в этот раз у него не было попутчика, с которым можно было бы обсудить последние новости из европейских столиц, и он не заметил, как уснул, уронив голову на грудь. Его разбудил стук. Карета стояла. Сквозь забрызганные грязью стекла был виден беленый известью фасад корчмы с низкими оконцами, сквозь которые едва сочился свет.
— Кто здесь? — спросил Доминик, распахивая дверь кареты.
— Адъютант военного министра князя Понятовского, — отвечали ему. — Князь уже два часа, как ожидает вас в корчме.
Обрадованный Доминик, не коснувшись подножки, спрыгнул прямо в грязь и, поправляя на ходу свой костюм, зашагал к двери мимо притихших драгун, составлявших охрану Понятовского. — Через час выезжаем! — крикнул он с порога своему человеку.
Военный министр герцогства Варшавского князь Понятовский сидел один в главном зале корчмы у камина, вытянув ноги к огню. По его напряженному лицу перебегали тени. В руке у него была погасшая трубка с длинным тонким мундштуком из сандалового дерева. Он задумчиво покручивал ус и что-то тихонько бормотал. Рядом на столе стоял графин с вином и серебряный кубок с княжеским гербом.
— Дорогой, Юзеф! — воскликнул Доминик, устремляясь к другу. — Как я рад тебе!
Они не виделись около года. За это время в жизни князя Понятовского случилось многое. Теперь он был уже не только военным министром, недавно одержавшим победу над австрийцами в сражении под Рашином, но и командиром польского корпуса в армии императора Наполеона, что, несомненно, ценилось им куда больше, так как позволяло надеяться на скорый реванш. Вкус победы под Зеленцами так и не смогла перебить горечь поражения восстания Костюшко. Не было дня, чтобы князь Понятовский не мечтал возродить былую славу Речи Посполитой. В этих мечтах Доминику Радзивиллу тоже была отведена своя роль, о которой тот пока и не догадывался.
Разделишь со мной трапезу? — спросил Понятовский. — Я уже два часа тебя караулю, проголодался. — И не дожидаясь согласия, сделал знак своему адъютанту. — Признаться, ты совсем не удивил меня этим своим решением, — продолжал он, наливая молодому Радзивиллу вина. — Представляю, что скажет твоя тетушка.