Девицы весьма обрадовались приглашению, расцеловали старика Блюма в обе щеки, и даже вовлекли в маленький импровизированный хоровод. Затем они убежали к себе в комнату готовиться к балу. Предстояло продумать прически, макияж, подобрать наряды и украшения к ним, не позабыв о шрифтах императрицы.
В скором времени знакомство увенчалось успехом. Так же быстро, в один день, состоялись и две свадьбы с венчанием в православном соборе. В качестве приглашенных сторон присутствовали немногочисленная богатая немецкая родня, и небогатая, но гордая российская княжеская.
Критерии выбора спутниц жизни остались в тайне. Ну как выбрать среди двух одинаковых бриллиантов тот, что лучше? Злые языки поговаривали, что кузены решили вопрос при помощи простого жребия, вроде подбрасывания монетки.
Анна, которой в супруги достался барон Вильгельм фон Штраубе, уехала с мужем в Германию, а Клаус Штраубе из одному ему ведомых побуждений остался с Елизаветой в России. Молодой меценат решил основать под Тулой деревообрабатывающее производство, запустить его, что дало бы повод княжескому роду Елизаветы не испытывать в будущем материальной нужды. Предпринимательский опыт у Клауса имелся большой, поэтому он нисколько не сомневался в успехе мероприятия.
В скором времени в семье Клауса и Елизаветы на свет появился ребенок, которого по согласию сторон назвали Генрих, но крестили по православному обряду, чему католик Штраубе не придавал особого значения.
Вильгельм же с Анной, как ни старались долгое время произвести на свет потомство, так у них ничего и не вышло. Поэтому вся та нерастраченная сыновняя любовь, которая могла быть предана их ребенку, доставалась Генриху во время становившихся все более и более редкими визитов супружеских пар друг к другу. Ребенка одаривали лучшими игрушками и одевали в новинки от лучших европейских кутюрье.
Непонятно, что удерживало Клауса от возвращения на родину во время лихолетья Первой мировой и последовавшей за ней Октябрьской революции. Скорее болезнь стареющего и увядающего на глазах князя Алабышева, а быть может фабрика, в которую было вложено так много сил и средств, а может даже и любовь к России, ставшей для Клауса вторым домом. Сейчас уже трудно об этом судить, но то, что связь с родственниками прервалась в 21 году, наводила семью фон Штраубе на самые грустные мысли. Рассказы эмигрантов, успевших вырваться из охваченной Гражданской войной России, расстрел царя Николая, репрессии над дворянством и интеллигенцией не вызывали сомнений в том, что случилась беда.
Заведя связи в русских эмигрантских кругах по всей Европе, Вильгельм с Анной пытались выудить хоть какую-то информацию о своих родственниках, но какой-либо конкретики раздобыть не получалось. Одни поговаривали об акции ЧК по уничтожению тамбовского дворянства, другие вроде видели княгиню на пароходе, следующем из Крыма в Стамбул. В общем — одни слухи, не подтвержденные доказательствами.
Поиски, продолжавшиеся более двух десятилетий, не остались в тайне от советской разведки. Неожиданно они увенчались успехом, когда перед глазами уже было отчаявшихся супругов фон Штраубе, предстал Генрих с рассказом о трагической истории своей семьи и злоключениях, преследовавших его все эти годы. В доказательство своих слов племянник предоставил часть уцелевшего семейного архива с письмами и фотографиями, и вложил в руки тетушки металлический вензель Смольного института, на котором сзади иголкой рукой Елизаветы была выцарапана буква «Е» с целью не путать ее регалию с регалией Анниной.
Далее последовал рассказ Генриха о его мытарствах чуть ли не по всему земному шару, начиная от Шанхая и Тибета, заканчивая Бухарестом и Женевой, подтвержденный фотографиями на фоне исторических достопримечательностей посещенных стран, поддельным румынским и просроченным паспортом Нансена. По словам Генриха, его дед, старый князь Иван Юрьевич скончался и похоронен неподалеку от их родового поместья под Тамбовом за несколько месяцев до того страшного дня, как за его родителями приехала машина с чекистами и увезла их в неизвестном направлении. За этой картиной они наблюдали вместе с Блюмом с чердака псарни, куда старик, пользуясь каким-то шестым чувством, успел спрятать мальчика и укрыться сам.