— Что за случай? — полюбопытствовала Алька.
— Человека, понимаешь, убили. Вроде бы он что-то такое знал о тайнике, в котором радзивилловский эконом перед осадой замка в восемьсот двенадцатом спрятал Золотых Апостолов. Говорят, странный этот старик убитый был… Сам-то я его не знал, но город у нас небольшой, прыщик на заднице не утаишь. И ведь что интересно, Гришка еще за неделю предупредил милицию письмом, мол, планируется убийство, примите меры, растяпы.
— И что милиция?
— Ничего! Следователя, правда, прислали, приятеля моего. Тот с Гришкой всю ночь проговорил, а утром уже о трупе узнали. Переполох, конечно, поднялся. Григория сразу задержали, но вечером отпустили под подписку о невыезде. Теперь ищут убийцу, а хироманта нашего на допросы тягают. На место преступления его даже возили, чтобы он там походил, посмотрел и указал на убийцу.
Алька достала из сумочки зеркальце и, быстро осмотрев себя, повернулась к брату:
— А мужика этого зарезали, что ли?
— Нет, — ответил Виктор, вытаскивая ключ из замка зажигания, — удар тупым предметом в висок. Предмет этот так и не нашли.
— Брррр, — Алька передернула плечами, — Я мертвецов боюсь!
3
Пани Ирэна Ковальчик уже и не чаяла увидеть своего сына живым. После событий 1939 года, когда Польша в течение двух недель была поделена между западным и восточным агрессорами и перестала существовать как государство, она лишь молилась Матке Бозкой, чтобы Адам не попал в плен к русским: пусть лучше он останется по ту сторону Буга, нежели попадет в ежовые лапы НКВД.
Соседи, жители маленькой деревни под названием Нелепово, расположенной в нескольких десятках километров от Несвижа, часто спрашивали у Ирэны о судьбе сына. Но ответить им было нечего. Вот уже два с половиной года как от Адама не было никаких вестей.
События этих двух недель развивались стремительно и непонятно не только для крестьянского ума, но и для командования польской армии. Перед ней — вермахт, в тылу — большевики, и определить, кто из них представляет большую опасность, в тот миг казалось достаточно сложным. Но как рассудило время и скудные вести от соседей и дальних родственников, немецкий плен, где оказалась часть офицеров польской армии, в которой служил Адам, давал, в отличие от советского, хоть какой-то шанс на спасение.
— Ой, цо ж то бэндзе, Ирэна, что будет, — причитала соседка баба Ольга, — всех польских солдатиков красные похватали всех до одного. Говорят, отвозят в лагеря специальные, а потом в Сибирь. И ведь главное — ни письма, ни весточки ни от кого не дождаться. Будто в воду канут. А сейчас и за семьи солдатские взялись. Уже и к Франковским приходили, спрашивали, где сын. Те, мол, не знаем и все тут, так ведь Юрек их — солдат простой, а твой Адам офицер.
— Ты бы, баба Ольга, запамянтовала об тым и поменьше языком своим чесала, особенно в Несвиже. Не приходят — и ладно, хотя я и сама этому удивляюсь. Может и не известно им про Адама ничего.
— Как же, неизвестно, — не унималась баба Ольга, — им все обо всех известно, а если и не знали, то уж будь уверена, доброжелатей хватает, чтоб донести. Вон, Франковские живут на хуторе, в город носа не кажут, и то на них донесли, ой, цо бэндзе, Ирэна.
— Шла бы ты, баба Ольга, со своими Франковскими, — начала злиться пани Ирэна, — и без тебя на сердце горько. Может и нет уже в живых Адамушки моего… Иди уже. Не трави душу. — Видать, сама, ведьма, выведать что-нибудь хочет, — подумала Ирэна, но вслух эту мысль не высказала. И так врагов вокруг хватает.
Ирэна и сама удивлялась, почему представители новой власти не обратили на нее внимания. Органы безопасности советской республики с особым пристрастием относились к выявлению на недавно занятой территории Западной Белоруссии лиц польской национальности, уделяя особое внимание бывшим сотрудникам польской администрации и военнослужащим. Полностью разобраться в причинах столь жесткого обращения советов с поляками пани Ирэна не могла, но практичный женский ум подсказывал ей, что большевики просто мстят за поражение двадцатилетней давности, после которого Западная Белоруссия отошла к Польше. Наверстывают упущенное, хотя от поляков и многие белорусы вдоволь натерпелись. Политики грызутся между собой, а народ мучается. Впрочем, на этой многострадальной земле, неоднократно переходившей из рук в руки, всегда было неспокойно. Наверное, Боженька нам такую долю определил, полагала пани Ирэна.