— Погоди-ка, стой, мама! — выхожу из анабиоза я. — Ты же не спросила меня! Я вообще-то против!
У мамы от неожиданности отпадает челюсть, и, воспользовавшись паузой, я решаюсь вывалить весь арсенал своих аргументов за раз:
— Ты же знаешь, что папа покупал этот дом для меня! Он говорил тебе, я знаю! Просто не успел оформить бумаги. Ты не можешь продать его, мам! Ты не имеешь на это морального права!
— Вот эээто воспитание, — насмешливо тянет «посторонний мужик». — Ну что, я был прав? В банк идти не придётся?
Он смотрит на маму, и она, похоже, тоже отходит от шока:
— Ну это же всё для тебя, Женя! Чтобы ты смогла учиться в Москве…
— Я буду ездить отсюда, мам!
Мы стоим друг напротив друга по разные стороны стола, а дядя Витя, всё ещё ковыряя добавку вилкой, вальяжно развалился на софе и наблюдает нашу ссору, как какую-то комедию в драмтеатре.
— Нет, ты не будешь ездить отсюда, — начинает заводиться мама. — Потому что это далеко и неудобно. И потому что жить в однушке втроём...
— Тогда я уеду обратно в Архангельский!
— Никуда ты не уедешь! И вообще, перестань разговаривать со мной в таком ультимативном тоне! Как я скажу, так и будет. Мы продадим этот чёртов дом, он нам всё равно не нужен. Витя, между прочим, жертвует своими накоплениями ради нас! Ради тебя, чтобы у тебя было будущее, неужели ты этого не понимаешь!
— Чем он жертвует, мам? Какими накоплениями? Ты их видела? Сама, своими глазами?! Да он оформит новую квартиру на себя и выгонит нас оттуда под зад коленкой! Это ты ничего не понимаешь, мам!
— Ну это уже слишком! — вмешивается тот, о ком речь. И, поднявшись, грубо хватает меня за руку. — Давай, пшла отсюда! Будет она ещё на мать орать…
И меня выставляют за дверь. Вернее, в единственную в этой квартире комнату, которую действительно непонятно почему предоставили мне в качестве безлимитной ночлежки. Мама с Витей спят на кухне. Точнее не так — они ночью спят на кухне, а когда меня нет, то «типа мой» диван в их полном распоряжении...
Всё это противно.
У меня нет ничего своего.
Ни своего угла, ни своего дивана, ни даже мамы… И вообще, я, похоже, совершенно никому не нужна. Я бы с удовольствием умерла или уехала обратно в Архангельский, но…
Погодите-ка… А почему это «но»?
Мама говорила, что надо будет сдать ту квартиру, но претенденты на жизнь в совхозном посёлке, отставшем лет на двадцать-тридцать от «цивилизованного» мира, до сих пор не нашлись и вряд ли в ближайшее тысячелетие сыщутся.
А это значит, что я могу жить там. Одна. И у меня опять будет Милка…
Милка… Во чёрт…
Глава 14
*Она*
Я решила затаиться до выходных и как следует всё обдумать. Да, теоретически я могла бы поехать жить на нашу старую квартиру, но есть несколько проблем: во-первых, на что я буду там жить — пока непонятно; во-вторых, как и на чём я буду ездить в школу — это тоже надо будет обмозговать; ну, и ещё мне предстоит выработать стратегию своего поведения с Милкой.
Говорить ей о Валентине? Нет, конечно нет! Я не могу признаться в том, что между нами произошло, потому что так я точно потеряю нашу дружбу. Но в то же время — как ей дать понять, что это совсем не тот парень, по которому стоит так убиваться?.. Судя по тому, как он повёл себя со мной, чувства Милки, мягко говоря, не взаимны. Я не удивлюсь, если у Валентина таких дурочек, как Милка, а тем более, как я… которые по первому зову оказываются у него квартире… ну, может и не вереницы, но, уж точно, я не первая.
В общем, мне и подруге как-то хочется помочь, и совесть мучает, и терять нашу дружбу я совершенно не намерена… И поэтому пока решила взять паузу, чтобы разобраться в своих тараканах.
Ночью я почти не сплю, вертясь в постели и вспоминая то лицо Валентина, то Милкины ахи-вздохи, то ухмылки дяди Вити и вести про папин дом…
А утром безжалостный звонок неугомонного будильника в конце концов вырывает меня из лап беспамятства.
Собрав себя в кучу и притащив своё полумёртвое туловище к первому уроку, я с удивлением обнаруживаю, что паршиво сегодня не только мне.
В раздевалке, широко расставив ноги и склонившись между ними, вернее, повиснув на них, сидит ещё одно тело.
И это тело, на сей раз в школьной рубашке и брюках, я узнаю сразу же и с большим удовольствием.
Дождавшись, пока все сердобольные и неравнодушные разбегутся по этажам, махнув на безнадёжный случай рукой, я осторожно подхожу к однокласснику ближе.
— Привет, Артём…
И, замерев, жду, когда он поднимет голову. Немного страшно, что я могу там увидеть.
Но, к моему облегчению, я вижу вполне человеческое и очень даже симпатичное, хоть и немного раскрасневшееся, лицо.
— Ххх, привет… — выдыхает он, усмехнувшись, и фокусирует на мне взгляд слегка мутных, но по-прежнему весёлых и добрых глаз. — Привет, Женька.
— Ты чего здесь сидишь? С тобой всё нормально?
— Да, конечно… — он пытается встать, и его ведёт в сторону…
Во чёрт! Да он пьяный!
— Ты как вообще в школу пришёл?! — ошарашенно смеюсь я, машинально подставляя ему плечо для опоры. — Ты собираешься на уроки идти в таком виде?
— Да не, со мной всё… ой, со мной всё… норм, — пытаясь не наваливаться на меня, он громко икает. — Да, конечно, надо идти, а как же… Алекс меня прикончит… Точно прикончит… Но лучше уж в школу… Извини, Женька, прости меня пжалста…
Это кажется мне почти самоубийством, но я всё же помогаю однокласснику покорить «Эверест», то есть подняться на третий и, придерживая за пояс, довожу до самого кабинета истории, на которую мы уже порядочно опоздали.
К счастью, прямо перед входом он наконец-то берёт себя в руки и выпрямляется, изо всех сил стараясь не шататься и перестать уже икать, и мы без особого палева и отделавшись лишь лёгким упрёком со стороны учителя, попадаем с ним на занятие.
Ясное дело, оставшиеся полчаса урока я думаю уже совсем не о «позднем сталинизме», и даже не о Милке, Валентине и маме, а только о том, как там мой бедолага-Артём.
Несколько раз я оборачиваюсь назад, чтобы удостовериться, что с ним всё в порядке. Меня даже напрягает, что он почему-то сидит сегодня один, и я страшно переживаю, как бы он не вздумал выключиться.
Впервые за всю неделю я сама жду Клоуна, чтобы быть спокойной за Артёма.
И ко второму уроку, дублю истории, наконец-то прилетает Клоун.
Так как нам не приходится никуда бежать, суетиться, собирать вещи, у меня в кой-то веки появляется возможность обратить на него внимание.
Впервые я так пристально смотрю на него. Впервые заинтересованно.
Да, клоунов я не люблю, но этому ведь придётся «доверить» Артёма...
Приходится признать, что внешне он «ничего». Симпатичный. Тёмные короткие волосы, модная стрижка, бритые виски. Глаз не вижу, зато вижу хорошую фигуру в неформенной, мокрой одежде: красном джемпере с необработанным разрезом горловины, обнажающем красивую, на мой избирательный вкус, шею… Да, он очень ничего, но это только внешне, потому что всё остальное: высокомерно задранный подбородок, самоуверенные, резкие движения, наглый… жутко наглый голос и, самое главное, взгляд… такой же надменный и дерзкий, как и сама подача в целом — не вызывают у меня ничего, кроме бешенства.
Мне становится искренне жаль несчастного Артёма, когда я вижу и слышу, как ворвавшийся, как вихрь, Клоун сходу на него наезжает. И мне хочется вступиться за парнишку с самой скромной улыбкой на свете, но, прекрасно осознавая, что не имею на это никакого права, я лишь нервно кусаю губу и кручу в узлы волосы.
Глава 15
*Она*
Я так и не решила ничего заранее: просто взяла и в пятницу вечером поехала в Архангельский. Подумала, увижу Милку, пообщаемся, а там как пойдёт.