23 февраля "Буссоль" и "Астролябия" подошли к тому месту, где должен был быть Консепсьон. Но где же город? Где порт?
Все разъяснилось, когда к кораблям подошли две лодки с лоцманами. Оказалось, что Консепсьон был полностью разрушен во время землетрясения 1751 года (во Франции об этом не знали) и его отстроили заново, но уже на другом месте -- в трех милях западнее старого, за мысом. Именно поэтому с кораблей его и не было видно.
"Какой богатейший край, -- записывал в своем дневнике Лаперуз, -- при рациональном ведении хозяйства он, наверное, смог бы прокормить полЕвропы". Но от его внимательного взгляда не ускользнуло, что земли в своем большинстве не распаханы, торговля почти не развита. Таковы, с горечью отмечал Лаперуз, последствия испанского владычества в этой прекрасной и некогда свободной стране.
Утром 17 марта корабли вновь вышли в открытый океан.
13. 6 апреля 1722 года, в первый день Пасхи, голландский мореплаватель Якоб Роггевен открыл в южной части Тихого океана, примерно в трех тысячах километрах от Перу, небольшой скалистый островок. Роггевен назвал его островом Пасхи -- под этим именем он известен и сейчас.
Лаперуз много читал об этом острове и, хотя спешил, не мог отказать себе в удовольствии его посетить.
8 апреля 1786 года корабли пришвартовались в небольшой бухте на западном берегу острова, в том самом месте, где за двенадцать лет до того высадился Кук.
Перед путешественниками расстилалась холмистая, почти безлесная равнина.
На берегу столпились несколько сот островитян: рослые, красивого телосложения мужчины, разрисованные с головы до ног белой краской, женщины с уложенными в виде короны длинными волосами. Они были безоружны и очень приветливо встретили Лаперуза, де Лангля и сопровождавших их лиц.
Разделившись на две группы, французские моряки пошли в глубь острова. Здесь не было ни реки, ни ручьев, земля была сухая и потрескавшаяся от жары, покрыта негустой травой. Наибольшее впечатление на путешественников произвели древние статуи -- высеченные из каменных глыб огромные фигуры людей, которыми до сих пор славится остров. Лаперуз велел обмерить некоторые из них и зарисовать. Художники экспедиции набросали и несколько портретов местных жителей. Островитяне позировали охотно. Смышленые и добродушные, они с удовольствием принимали предложенные им подарки и в свою очередь угощали моряков сладким картофелем и бананами.
Видел Лаперуз и жилища местных жителей -- длинные узкие сооружения с низким входом; войти в них можно было только согнувшись. По форме они напоминали перевернутую пирогу и были сделаны из тростника. В них помещалось не менее двухсот человек. Жили тут, очевидно, одной большой семьей или, может быть, целым племенем. Но у жителей острова Пасхи были не только общие дома. "Насколько я могу судить, -- записал Лаперуз, -- у них в общем пользовании находятся и продукты питания, а возможно, и земля".
Лаперуз подарил островитянам несколько свиней, овец и коз. По его приказанию моряки посадили в разных местах острова капусту, морковь, свеклу, тыкву и объяснили, что из этих семян вырастут съедобные растения. Затем "Буссоль" и "Астролябия" устремили свой бег к Гавайским островам.
14. Они шли через Тихий океан несколько восточнее, чем корабли Кука во время его третьего путешествия в 1777 году. В этих местах еще не успела побывать ни одна европейская экспедиция.
Никаких не известных островов Лаперуз здесь не нашел, но зато устранил одну бытовавшую в его время легенду. На современных ему испанских картах на той же широте, что и Гавайские острова, но только восточнее значились острова Ла-Меса, Лос-Майос и Дисграсиада. Лаперуз доказал, что эти острова и есть Мауи и Оаху, входящие в Гавайский архипелаг, к которым экспедиция подошла к концу мая: других тут просто не было.
Это тоже было своего рода открытием, хотя сам Лаперуз со свойственным ему юмором записал в дневнике, что, в то время как другие мореплаватели, в том числе и Кук, открывали новые земли, ему почему-то все время приходится их "закрывать".
И еще он записал следующее: "Французы первыми в последние годы посетили остров Мауи, и тем не менее я не счел возможным объявить его владением короля: на мой взгляд, обычаи европейцев в этом вопросе просто нелепы... Лишь только потому, что у них есть пушки и штыки, они зачастую перестают считаться с десятками тысяч им подобных существ, не обращают внимания на их самые священные права, рассматривают как объект завоевания землю, политую их потом, землю, в которой местные жители на протяжении веков хоронили своих предков..."
15. Безоблачное небо над Гавайями осталось позади, погода начала портиться. 9 июня "Буссоль" и "Астролябия" вошли в полосу тумана. Моросил дождь. Холодный ветер пронзительно выл в снастях. Высокие волны с ревом кидались на суда. Лаперузу пришлось раздать матросам фуфайки и сапоги. Во всех кубриках и каютах были поставлены жаровни.
23 июня в 4 часа утра вахтенный офицер разбудил Лаперуза. Выйдя на палубу, капитан увидел впереди по борту очертания высокой горной цепи, посреди которой во всем своем великолепии возвышалась белая шапка горы Святого Ильи. Аляска!
Берег путешественники увидели только через двое суток. Он был скалистый, поросший густым сосновым лесом, и к нему невозможно было подойти: море здесь было мелким, со дна торчали утесы, вокруг них ревели буруны.
В поисках бухты или залива Лаперуз повел свои корабли к югу. Лишь через семь суток он нашел то, что искал: узкий проход вел в обширную и спокойную бухту, которая полукругом вдавалась в сушу. Видимость была плохой, и в проходе было очень быстрое течение.
Посоветовавшись с офицерами и послав на разведку шлюпки, Лаперуз все же решил в нее войти.
...Среди офицеров "Буссоли" был молодой и самонадеянный лейтенант д'Экюр. Ему удалось уговорить Лаперуза осмотреть южный край бухты, который был скрыт туманом. "Может быть, -- говорил д'Экюр, -- именно там начинается пролив, ведущий к Атлантическому океану". Лаперуз был уверен, что д'Экюр не прав, но все-таки разрешил ему проверить догадку. Впрочем, он вручил ему письменную инструкцию, в которой требовал соблюдения осторожности и строжайше запрещал рисковать шлюпками и людьми.