Лиза со своими желтыми зовущими глазищами, длинными руками, гибкая, как ласочка, виделась ему слабой и нежной, такой, которая ждала мужской защиты и готова была пойти за настоящим мужчиной. И это волновало сильней, чем любая холодная красота. Вот выздоровеет она, и пройдется он с ней по Лиманскому, чтобы все увидели, какие у нее глаза, коса, какая она необыкновенная. И он рядом с ней будет уже не просто Юрась, а самый счастливый в мире парень. А то, что она старше его на какие-то два-три года, — ерунда… Какое это имеет значение! Им только нужно объясниться, и сегодня же. Потому и сказал брату неправду, что собрался в кино. Нужно ему это кино! Придет время, все расскажет! А сейчас не к спеху.
Юрась отвернулся от зеркала.
— Ну как, Андрей?
Тот неопределенно покачал головой.
Юрась подошел, с напускным превосходством похлопал его по плечу: «Бывай!» — и направился к двери…
* * *
К Лизе в тот вечер Юрась не попал. Потратившись на новый костюм, он остался на бобах. А без подарка появиться не мог. Хотя Лиза и не приглашала, даже гнала его от себя, но коль скоро проговорилась, он все равно собирался пойти. Только где взять денег? Одалживать у Андрея не хотел. А к матери обращаться было стыдно. Следовало ей давать, а не у нее выпрашивать. Да и как занимать у родной матери, она все дает насовсем. Брать у нее нелегкие, мозолистыми руками заработанные деньги и покупать на них кому-то подарок? Нет!
От этих мыслей настроение у Юрася испортилось, и, вместо того чтобы идти к Лизе, предстать перед ней в новом костюме, он начал бродить по улицам, напряженно соображая, где бы раздобыть деньги…
Темнело быстро. Сумерки скоро выползали из закоулков. В этот вечер все вокруг было прекрасно; небо над заливом казалось густо-синим, в воздухе пахло чебрецом и полынью, не горько, а сладко. Неподалеку от Дома культуры Юрась заметил Андрея. Брат направлялся к автобусной остановке.
«Чего это он на ночь глядя едет в Херсон?» — удивился Юрась, и внезапно его словно обожгло. Мысль была такой неожиданной, что он даже на секунду остановился, а потом чуть не побежал, будто убегал от нее. Выход найден. Пока нет Андрея, он возьмет лодку и поедет в плавни. Отыщет какие-нибудь браконьерские сети или верши, выберет их, рыбу продаст — вот тебе и готовые деньги. Может, на ондатровый капкан наткнется, зверюшку возьмет. На воде освежует, а шкурку спрячет. Есть такие пройды, которые по пять шкурок в каждый резиновый сапог запихивают, чтобы инспектор не нашел. Но ему и одной хватит, чтобы купить Лизе подарок.
И все же по спине пробегали холодные мурашки… Какой поднимет крик Андрей за то, что взял мотор! А может, и не узнает?.. В конце концов, скажет, что ездил практиковаться в будущей инспекторской службе.
От этой мысли Юрась улыбнулся. Как-то оно будет?
Он решительно двинулся к дому. Быстро переоделся. Потом пробрался в спальню и, незаметно для матери и Насти, взял Андреево ружье и ключ от лодки. Без оружия ехать ночью в плавни нечего и думать. Наскочишь на браконьеров — эти люди без жалости утопят. Сколько уже топили и подстреливали. Да и между собой не раз схватывались: друг у друга сети очищали или из капкана зверюшек забирали. Плавни на такие трагедии богаты, и не одну из них навеки спрятала вода.
Уже совсем стемнело, когда он вышел с ружьем, на ощупь, не светя, отыскал в сарае мотор. На крыльце дома появилась мать, спросила, что он делает там ночью. Юрась буркнул в ответ что-то неразборчивое, успокаивающее. Спрятав ружье в сарае, поднял мотор на плечи и медленно побрел к обрыву.
Хоть и крепкий парень был, имел спортивный разряд, но под тяжелым мотором все равно гнулся, чуть ли не падал на крутой дорожке. Андрей, старше и посильнее, никогда не носил мотор напрямик, а вез его по дороге на мотоцикле. Споткнувшись на обрыве, можно свернуть шею. Но Юрася сейчас ничто не останавливало. Все, что делал, было ради Лизы. А для нее ничего тяжелого или не исполнимого не было.
Отыскал на причале лодку брата, приладил мотор. Потом сбегал за ружьем…
Тихонько отгреб на глубину. Уже когда рванул на себя заводной тросик и мотор заревел, разрывая тишину, из помещения рыбинспекции выбежала сонная сторожиха Нюрка. Тем временем Юрась успел нырнуть с лодкой в ночь, и Нюрка, решив, что это Андрей Комышан — он еще с вечера расписался в журнале о дежурстве, — спокойно пошла досматривать сны.
Юрась плыл по тусклой, словно свинцовой воде. Темнота окружала его, присасывалась как пиявка. Над заливом царила ночь, и когда он выключил мотор, стало слышно, как за черной завесой тяжело дышит далекое море, а у борта плещет волна, мягко поднимая на своей груди лодку.
Ритмично, на выходе в море, мигал длинным острым оком маяк, притягивая за мгновенной вспышкой еще большую темень.
Вскоре завеса ночи словно бы раздвинулась, и Юрась вспомнил про этот известный оптический обман: он подъехал к плавням, и высокая стена камышей отразила слабый свет далеких звезд.
Юрась почувствовал знакомый запах детства, который и в армии, далеко отсюда, не забывался. У берегов лимана уже «зацветала» вода. Пахло зеленью, соленым и еще чем-то непостижимым, но таким волнующим, что дышалось легко и хотелось дышать поглубже, побольше вбирать в себя этот пьянящий аромат.
Взлетела испуганная шумом дикая утка, забарахталось что-то в камышах.
Юрась осмотрелся в серой мгле, старался определить, где могут стоять капканы. Он заехал на сильное течение. Убедившись, что без света ничего не найдет, включил электрический фонарик. Свет ослепил глаза. Одной рукой подгонял лодку легкой правилкой, держась у камышей, второй подсвечивал. Внезапно увидел вершу — над ней торчал поплавок.
Юрась вытащил снасть; в ней бился килограммовый осетр. «Не нагулялся, дружище. Что поделаешь, такова доля твоя», — сочувственно подумал Юрась, все же бросая его в лодку. Не оставлять же добычу на произвол судьбы!
Осетрик проблемы не решал — в Лиманском им никого не удивишь. Нужна была хотя бы одна ондатра. Да разве заметишь в такой темноте чужие капканы — здесь и хозяину не просто их найти. Одна надежда — подстрелить. Но он уже наделал столько шума здесь, что перепугал все зверье.
Он снова затаился, выключил свет и предоставил лодку течению, которое между стенами камыша несло ее в темный пролив. Потом зацепился за камышину, вытащил весло и тихо положил его на дно лодки, придерживая на коленях ружье со взведенным курком.
Немного мучила совесть: «Будущий защитник природы!» В конце концов, один раз можно. Если и подстрелит какую-нибудь зверюшку, то эту небольшую утрату потом возместит безжалостной борьбой с губителями природы — спасет, быть может, тысячи ондатр.
Обманываться было нетрудно. Мысль о Лизином дне рождения, о подарке для нее помогала одолевать сомнения.
Шло время. Замершие было плавни понемногу оживали. Заскулила в камышах лисица. Недалеко от лодки взбурлил воду большущий лещ. Через несколько минут по воде ударил хвостом карп. Юрась услышал, как вышла кормиться ондатра и начала грызть молодые побеги камыша. Зашевелился и «хозяин» зарослей — дикий кабан. Юрась догадался, что темная масса, которая раздвинула камыши, отчего качнулись и замерли на фоне неба высокие пирамидальные метелки, — и есть вепрь. Через несколько минут его догадка подтвердилась — зверь подошел к воде, настороженно постоял, хрюкнул и снова ушел в камыши.
Над головой пролетели чирки.
Ноги замлели, палец на спусковом крючке онемел. Вдруг тишину прорезал трубный зов оленя. Юрась невольно подумал, что тому явно не терпится дождаться осени, уже ищет подругу.
Почему-то захотелось разорвать тишину ревом мотора и вернуться в Лиманское, ничего не ловить, никого не убивать среди этого праздника жизни…
Но, подчиняясь запрограммированности задуманного, Юрась лишь тихо отпустил камышину, за которую держался, и разрешил течению подхватить лодку.