- Версия с рыбинспекторами подтверждается, - бодро начал майор. Экспертиза установила, что Петра Чайкуна убили из ружья, которое принадлежит Андрею Комышану...
- Так, - кивнул Коваль. - Понятно... - И замолчал, ожидая продолжения.
Однако Келеберда не спешил. Помолчав, он сказал:
- Теперь Комышана и Козака-Сирого будем допрашивать подробно. От работы на время следствия их отстранили и служебное оружие изъяли.
Коваль снова кивнул. Майор понял: Дмитрию Ивановичу ясно, что он оттягивает время неприятного сообщения. Это его привело в замешательство, и он подумал, что присутствие Коваля в Лиманском - не только счастливая случайность и помощь, но еще и ненужный свидетель его, Келеберды, просчетов и ошибок.
- Что еще установила экспертиза?
Майор все еще чувствовал себя неловко. В голове пронеслись совсем посторонние мысли: ему никогда не подняться по служебной лестнице до положения Коваля - хотя бы потому, что не обладает такой проницательностью. На его счету, конечно, тоже не одно раскрытое преступление, но какими усилиями это достигалось! А у Коваля все выходит как-то само собой просто. Майор вспомнил когда-то услышанное, совсем далекое от его забот: великие писатели пишут хорошие книги тоже нелегко, но читатель этого не замечает. Талант творца в том и заключается, чтобы скрыть пролитый пот и чтобы людям казалось, что все написано легко, просто, естественно, как дыхание... Размышления эти заняли всего мгновение. Келеберда ответил:
- Повторная экспертиза установила, что на ружье Комышана есть отпечатки пальцев не только подозреваемых. Оружие, очевидно, побывало в руках многих. Есть следы и меньшие по размеру, возможно - женские. И еще, - он тяжело вздохнул, - ружье кто-то вытирал, стараясь уничтожить следы. Экспертам пришлось нелегко. Слава богу, преступник вытирал ружье наспех и не все уничтожил. У нас есть лейтенант Головань - ас дактилоскопии: на воде и то следы обнаружит!
- Гм! - В глазах Коваля вспыхнули острые огоньки. - Когда изъяли ружье?
- Два дня тому назад... Как только выяснили, кто выезжал на воду в ночь на восемнадцатое.
- А сегодня двадцать четвертое. Таким образом, в течение четырех дней после убийства оружие было у подозреваемых. Удивляюсь, как оно вообще уцелело.
Келеберда молчал.
- Где находилось ружье все это время?
- Два дня на рыбинспекторском посту. Его забрал у Юрася Комышана Козак-Сирый. Потом Андрей Комышан с разрешения начальника инспекции отнес ружье домой.
- Выходит, два дня стояло в помещении поста?
- Да, в углу.
- Следует установить всех, кто имел доступ в это помещение, в том числе и случайных посетителей.
- Мы это уже делаем, Дмитрий Иванович...
- Теперь относительно выстрелов... Известно точно, сколько раз стреляли той ночью. Нашли людей, которые слышали эти выстрелы. Хотя это, Леонид Семенович, лишь тоненькая ниточка, но для розыска и следствия она важна. Если четвертый и пятый выстрелы были позднее, когда Козак-Сирый с Юрасем уже пребывали на берегу, то самое пристальное внимание нужно обратить на эти поздние выстрелы. И искать еще кого-то кроме троих: братьев Комышан и Козака-Сирого...
- Не согласен с вами, Дмитрий Иванович, - возразил Келеберда. - Мало ли кто стреляет по ночам в плавнях и на лимане. Отправным пунктом должны быть не выстрелы - они нас собьют с толку, - а ружье и следы на нем.
- Вы говорите, их уничтожали и не все сохранились.
- Но и тех, что остались, хватит для подтверждения наивероятнейшей версии - убийца кто-то из этих троих.
- Смотрите, чтобы не заблудиться в трех соснах, - засмеялся Коваль, стараясь свое замечание, которое, забывшись на миг, он произнес безапелляционным тоном начальника, перевести в шутку и не затронуть самолюбие майора.
- Да уж постараемся, - в свою очередь улыбнулся Келеберда. - С вашей помощью, Дмитрий Иванович... Неудобно, правда, беспокоить человека на отдыхе, но коль уж вы здесь...
- Честно сказать, я и сам понемногу влезаю в это дело.
- На это и надеялись, - уже искренне признался майор. - Разве могли вы остаться в стороне?
- Да-а, - согласился Коваль. - Для нас, Леонид Семенович, нейтральных полос и спокойной жизни не бывает... Это уже до последнего дыхания... Я вот о чем думаю, - добавил он после паузы. - Не следует вам больше ко мне приходить... Преступник, возможно, здесь, в Лиманском, он насторожен, и не хотелось бы, чтобы обратили внимание на ваши посещения... Для всех я дачник, и только... Появится надобность - свяжемся по телефону и встретимся где-нибудь за селом...
* * *
Этот разговор с Келебердой Дмитрий Иванович вспоминал, прохаживаясь берегом лимана между причалом рыбколхоза и инспекторским постом. Солнце еще не склонилось, припекало, и наехавшие в Лиманское дачники подставляли ему свои бока. Блестел перед глазами залив, и фелюги отсюда, с близкого расстояния, казались на высокой воде уже не игрушечными, а огромными кораблями.
Прогуливаясь в спортивных брюках и пижамной куртке, Коваль внимательно разглядывал отдыхающих. Они интересовали его только с одной стороны: не мог ли кто-то из них быть участником неожиданных событий в рыбинспекторской дежурке? Тот факт, что, как говорится, под самым носом у всех уничтожали следы на ружье, - свидетельствовал, что гибель Чайкуна не случайная трагедия и убийца или убийцы - люди активные и будут мешать расследованию. Есть, считал Дмитрий Иванович, два типа преступников: одни после преступления, случайного или умышленного, забиваются в нору и сидят там тихо, молясь, чтобы пронесло; другие активно вступают в борьбу с теми, кто ведет розыск и следствие, всячески затрудняя его, и, когда наконец их разоблачают, оказывают прямое сопротивление.
Коваль предпочитал встречаться с активным противником - загнанный в угол, он непременно допускал ошибки и разоблачал себя.
То, что противник был, очевидно, решительный и отчаянный, даже подогревало самолюбие Коваля. Активное противодействие преступника словно бы лично затрагивало его. Убийца, конечно, не мог догадаться, что за пенсионер отдыхает в Лиманском. Коваль понимал это, и все же эмоции, бывает, оказываются сильнее логики.
Осматривая пляж, Коваль отметил про себя, что многих дачников и лиманцев он уже знает в лицо: вот Лиза, хоть и в гипсе нога, но допрыгивает на костылях к пляжу - с помощью Даниловны или молодого Комышана, - ложится на раскладушку и жарится на солнце; вот мамаша с девочкой (Даниловна рассказывала, что у ребенка больные легкие и ему полезен лиманский воздух); вот два пенсионера в одинаковых парусиновых брюках и майках, загоревшие до черноты, накрыв головы фуражечками, играют в шахматы. Молодых людей, которые стайкой блуждают по пляжу и плещутся в воде, Дмитрий Иванович видит сегодня впервые. Местные ребятишки, когда идут купаться, непременно проходят мимо его окна в гостинице и скатываются с обрыва в залив словно сухие камешки.