Ему вдруг захотелось увидеть жену. Но она была далеко, он даже точно не знал, где именно. В Закарпатье... Мукачево, Свалява, Межгорье, озеро Синевир... Где-то на склонах Карпат. Сейчас там тоже вечер. Солнце в горах садится быстро, и на небо уже высыпали те же, что и здесь, над лиманом, звезды.
Вспомнил, как пять лет назад звонил ей из Мукачева: "Моя журавка!.." Дочка Наталка иронизировала: "Влюбился, Дик!" Какие это были счастливые времена, насыщенные работой, новыми чувствами! Дни летели быстро, и нужно было успевать за всем: он падал с ног от усталости, но это была настоящая жизнь...
Перед глазами Дмитрия Ивановича зримо встала небольшая гостиница в Мукачеве, где он останавливался с Наталкой, буфетчица Роза и цыган Маркел Казанок, "Нириапус" - пародия Наталки на детективы, его закарпатские коллеги, капитан Вегер, майоры Романюк и Бублейников, с которыми часто скрещивал копья, а теперь вспоминает с теплотой. А главное, неожиданная встреча с фронтовым побратимом полковником погранвойск Антоновым. Казалось, все еще слышит укоризненный голос его жены, которая, узнав, что Коваль холост, сказала: "Мужчина не должен быть один..." Теперь он не один, но почему-то все складывается не так, как думалось. Вот и он не поехал с Руженой. Как-то все изменилось быстро и неожиданно. Дочка Наталка отдалилась, замкнулась, и он уже толком не знает, чем живет его некогда милая "щучка", о чем мечтает, кто с ней рядом. Прибежит порой, чмокнет в щеку: "Здравствуй, Дик! Как дела? Чувствуешь себя как?" - и, не дослушав ответ, снова исчезает. Ружена дружит с ней, но дружба у них какая-то вымученная: жена опекает Наталку ради него, а дочь поддерживает добрые отношения с мачехой словно в благодарность за ее заботу об отце. Выходит, что обе стараются для него, а он вот такой неблагодарный...
Мысли Коваля снова перекинулись в Закарпатье. Интересно, где сейчас геологическая партия Ружены: в селе или в горах, в палатках? Сейчас и в горах тепло и хорошо. Осень там - наилучшая пора: в долинах собирают хлеб, и золотом играет стерня, краснеют сочные плоды на деревьях, а на виноградных лозах свисают тяжелые гроздья. Тучи не клубятся над вершинами, и солнце беспрепятственно ласкает землю.
Дмитрий Иванович смотрел на Даниловну и не видел ее. Будто сидел на корточках возле костра вместе с Руженой, подбрасывал хворост под казанок на треноге, и отблеск пламени играл на милом родном лице... Впрочем, это не он сидит в этот миг со своей Руженой возле костра и любуется вечерними горами. Кто-то другой, коллеги из геологической партии видят ее, слышат ее голос, советуются с ней. Он тоже мог бы поехать, но в какой роли: муж геолога или муж начальника геологической партии? И это он, Коваль, о котором в Закарпатье легенды ходят, где помнят как он разоблачил на Латорице бывшего жандарма, кровавого Карла Локкера! Дмитрий Иванович вдруг ужаснулся мысли, что, копаясь здесь, в Лиманском, в своих чувствах, он все эти дни вовсе не скучал по жене, и она тоже не прислала, как обещала, своего адреса...
Даниловна, заметив, что Коваль не слушает ее, замолчала.
- Так я пойду. Извините, насказала тут всякого, - жалостно произнесла она. - Только и облегчишь душу, когда встретишь хорошего человека...
- Что вы! - возразил Коваль. - Мне очень приятно с вами. Кстати, как ваше имя, а то неудобно - все "Даниловна", "Даниловна"...
- Марина, - тихо произнесла Даниловна и почему-то покраснела так, что заметно стало даже при электрическом свете. - Марина! - твердо повторила она, и Коваль понял, что по паспорту она Мария, а Марина - это от лукавого. - Но я уже привыкла к "Даниловне"... Может, вам еще чего-нибудь? Забыла арбуз принести...
- На ночь опасно, - пошутил Коваль, - на завтрак разве... - Он повернулся к балкону и взглянул сквозь открытую дверь на небо, которое уже усеялось звездами, на светлячки сигнальных огней на далеких фелюгах в лимане, на бревна перед гостиницей, на которых до сих пор сидела медсестра.
- И что в ней, в этой Вальке, чем приваживает людей? - недоумевала Даниловна, заметив, куда смотрит Дмитрий Иванович. - Взять ту же Нюрку сторожиху из инспекции. Когда-то мы с ней дружили, а как приехала эта приблуда и поселилась у нее, словно подменили человека. Все обхаживает Вальку, угождает, как болячке... Людей избегают, только вдвоем и ходят... Какая-то подозрительная у них дружба, со скандалами и ревностью. Нюрка сердится, когда Валька берется кому-то лифчик пошить или еще что-то сделать. А иногда чуть ли не целуются... Противно смотреть. Я же по соседству, вижу, как они окна завешивают...
- Ого! - удивился Коваль. - В жизни, правда, всякое бывает. - Ему вспомнилось, как Нюрка окрысилась на деда Махтея за свою квартирантку, когда тот пошутил, что, мол, ездила к хахалю, подралась с ним и весло обломала.
Весло это почему-то запомнилось Ковалю. Когда прогуливался по берегу, он не раз заглядывал в причаленные лодки. Примечал, что деревянные правилки встречаются редко, больше легонькие металлические. Но что ему эти весла? Не понимал своего любопытства и все же не мог отделаться от него.
- Пойду подышу воздухом...
- Вижу, что и вы без Вальки не можете. - Даниловна старалась улыбнуться, но улыбка получилась кислая.
- Ах ты, Валя, Валя, Валентина, - в тон хозяйке гостиницы пошутил Коваль. - Приворожила нашего брата.
И вдруг, уже без всяких шуток, почувствовал, что его и в самом деле чем-то заинтересовала медсестра, хотя была ему крайне неприятной: при встрече с ней Дмитрий Иванович чувствовал какое-то странное беспокойство. И в то же время казалось, что она ему нужна. Словно должна была рассказать что-то очень важное.
- Может, мы вместе с вами посидим на бревнах? - неожиданно предложил Дмитрий Иванович. - Не то и в самом деле прилепят Валю, скажут, только с ней и гуляю по вечерам... А так...
Даниловна поняла, что это было сказано для видимости.
- А так, - подхватила она, - и про нас пойдет сплетня. - Глаза ее заискрились, надеялась, что он попросит настойчивее.
- Да мы и сплетню выдержим, - засмеялся Коваль, но приглашения не повторил.