Моторка проутюжила воду вокруг лодочки и, натужно взревев, исчезла.
Дмитрий Иванович выбрался из-под долбленки и огляделся. Арбуза нигде не было. Представил, как разлетелся он под днищем моторки.
Перед глазами Коваля все еще стояла выхваченная на фоне неба и, казалось, запечатленная навеки картина: высокий нос молниеносно надвинувшейся лодки и парень за рулем. Наверное, померещилось в темноте, подумал он, потому что, кроме медсестры Вальки и сторожихи Нюрки, некому было охотиться за ним!
Вокруг была тьма, черная вода и тишина. Моторка уже затихла. Берег, очерченный светлыми пятнами окошек в хатках под обрывом в крайних домиках села на горе, и в гостинице, отсюда выглядел далеким, еще выше, чем на самом деле, и словно бы висел в небе.
До манящих огней фелюг, стоящих в стороне, в лимане, было ближе, нежели до берега. Но Коваль боялся запутаться в рыбацких сетях. Возле рыбинспекторского поста тоже выходить нельзя. Поэтому решил плыть к колхозному причалу и оттуда добраться до ближайшего телефона.
Растревоженная вода тем временем постепенно улеглась, и Коваль стал возиться с лодкой; она была тяжелая и ни за что не хотела переворачиваться.
Только теперь Дмитрий Иванович ощутил, что такое годы. Если он истратит на лодку все силы, то не сможет добраться до берега. Вынужден был бросить долбленку, надеясь, что ее не отнесет до рассвета в море, рыбаки увидят и выловят.
Им еще владел охотничий азарт, он не чувствовал холода и быстро поплыл. В спортивном костюме без куртки, без тапочек, он легко продвигался вперед.
Когда-то Дмитрий Иванович слыл отличным пловцом, даже был перворазрядником. Ему казалось, что и теперь бы не уступил спортсмену. Но скоро понял, что плыть быстро не может. Он стал отдыхать, ложился на спину или плыл на боку, очень медленно, двигаясь вдоль берега.
Через каких-то полчаса, уже различая светлую полоску причала, почувствовал себя совершенно обессиленным.
После пережитого волнения и такого долгого заплыва руки и ноги налились свинцом, дыхание стало коротким, частым, он не успевал набирать в легкие воздух, старался все время держать голову над водой.
Звезды стали расплываться перед глазами, он словно бы опускался с ними в волны. Снова лег на спину и снова бессильно покачивался на воде, не в состоянии перевернуться вниз лицом. К счастью, минутное обморочное состояние прошло, и Дмитрий Иванович, собрав силы, начал медленно продвигаться вперед.
До берега, казалось, рукой подать. Еще немного - и причал окажется рядом. Дмитрий Иванович делал неимоверные усилия, но мостик почему-то не приближался.
Наконец все-таки ухватился за металлическую рейку. Отдышался и попробовал выбраться на доски. Как же тяжело было подтянуться вверх...
Держась за край мосточка, загоняя в пальцы занозы от невыструганных досок, он дотащился до берега и выполз на твердую землю. Свалился и несколько минут лежал на гальке. Отдышавшись, вскочил: так ему показалось, хотя на самом деле еле поднялся. Мокрый и ослабевший, едва переставляя ноги, побрел по ночному берегу, оглянулся - не заметил ли кто его. Вроде бы нет. У подножия склона опустился на землю. Только теперь почувствовал, как болит бедро, - видно, ударило бортом долбленки.
Посидев с минуту, заставил себя подняться. В голове билось только одно: выбраться наверх, добраться до телефона! Через каждые два-три шага Коваль останавливался, с трудом удерживая равновесие, и снова шел дальше. На половине склона, там, где тропинка начала круто уходить вверх, он уже не мог идти и, опустившись на поросшую колючками землю, пополз.
...Открыв дверь и увидев Дмитрия Ивановича, Даниловна испугалась, оцепенела.
- Телефон! - крикнул Коваль. - Вызывайте Херсон... Милицию!
Пока, держась за перила, Коваль поднялся на второй этаж, Даниловна уже успела через Белозерку вызвать область. Он услышал сонный голос Келеберды.
- Леонид Семенович! Это Коваль. Немедленно группу задержания в Лиманское!
- Что случилось?
- Можно будет два дела закрыть. - Коваль ничего больше не сказал, так как рядом стояла Даниловна и не сводила с него растерянного взгляда.
- Не пойму!
- Нападение. Умышленная попытка убийства. Нельзя давать преступнику возможности уйти вторично. - Он надеялся, что это поможет Келеберде догадаться, о ком идет речь.
- О чем вы?
- Приедете - объясню. Только быстрей. Лучше с Белозерки, это ближе. А впрочем, вам видней. Примите во внимание, преступник опасный. Возможно, вооружен. Я жду в гостинице... Марина Даниловна! - положив трубку, обернулся к хозяйке. - Закройте дверь, никого из постояльцев до приезда милиции не выпускайте и сами не выходите... А я пойду переоденусь. - И, тяжело ступая, направился к своей комнате...
30
- Все получилось неожиданно. Вначале я не был до конца убежден в верности своего подозрения, - докладывал Коваль о своем поединке на воде майору Келеберде. - Боялся, что преступник, почувствовав неладное, может скрыться.
- Вы думаете, у этой вашей Валентины есть оружие? - спросил майор, спускаясь с Ковалем вниз, где их ждали лейтенант с сержантом и Даниловна, которую попросили пойти как понятую.
- Допускаю, ружье.
- Вряд ли она воспользуется им.
- Если есть оружие, то будет стрелять, - уверенно сказал Коваль. Он до последней минуты не хотел раскрывать перед майором свою догадку. Келеберда был удивлен, что полковник без явной, как ему казалось, необходимости поднял на ноги среди ночи оперативную группу. В конце концов, можно было и утром задержать хулиганку-медсестру. И это недовольство чувствовалось в его голосе.
При свете уличного фонаря Коваль узнал сержанта, который когда-то охранял на берегу выброшенный штормом труп Петра Чайкуна. У того тоже была хорошая зрительная память, но он безразлично смотрел на этого дачника, который, как он решил, оказался тут в роли понятого.