Майор Келеберда в ту ночь, когда задержали Чемодурова, не имел оснований брать в камеру предварительного заключения и Ангелину Гресь. Он удовлетворился тем, что взял у нее подписку о невыезде из Лиманского. Несколько дней, пока не вызвали в Херсон, она просидела, прячась от людей, в своей хате, решаясь выйти на улицу только ночью, когда село спало.
На вопросы Коваля Нюрка отвечала скупо. Никак не могла опомниться, что ее допрашивает не кто иной, как прикидывавшийся пенсионером дачник, которого она гнала от лодок и который оказался в действительности грозным полковником милиции. Если бы с ней разговаривал незнакомый человек, было бы легче. А этот, видно, все пронюхал в Лиманском, и не так просто будет выкрутиться.
Однако расспрашивать он начал о вещах, казалось бы, совсем посторонних. Если для Келеберды существенным было только установление фактов, собирание доказательств, то Коваль события в Лиманском понимал шире - как человеческую трагедию, которая чем-то затрагивала и его.
- Где вы родились, Ангелина Ивановна?
- В Гопре.
- Родители кто?
- Отец на заводе работал, мать - дома.
- Образование среднее?
- С девятого класса пошла работать.
- Куда?
- На завод, к отцу.
- А сколько лет живете в Лиманском?
- Скоро десять. Как разошлась с мужем, переехала в Лиманское и купила хату.
- Дом у вас крепкий.
- Продала в Гопре отцовскую хату, вот и купила.
- А родители где?
- Умерли. Сначала мать.
- Где проживает бывший муж?
- В Донбассе.
- Женился?
- Не знаю. Шляется, наверное.
- Почему купили дом именно в Лиманском?
- Случай подвернулся. Мне тогда было все равно, куда переехать... Забралась под обрыв, - сказала она вдруг жалостливо, - а теперь из этой ямы выбраться не могу.
- У вас есть друзья в Лиманском?
- Нет.
- Почему?
Нюрка развела руками.
- А Даниловна?
- Знакомая. Таких много. Все приятели, пока им выгодно.
- Родственники есть? Братья, сестры?
- Нет.
- А дети?
- Была девочка. Умерла в четыре годика...
- Как вы познакомились с Чемодуровым? - неожиданно спросил Коваль.
Она на миг оторопела - вот оно, начинается!
- Его мне рекомендовал врач. Из Белозерки.
- Как его фамилия?
- Самсонов.
- Откуда вы его знали?
- Он по женским болезням. Я у него лечилась. В Белозерке.
Коваль подумал, что Самсонов тоже должен будет ответить за пособничество.
- Вас предупредили, что "медсестра" - переодетый Чемодуров?
Нюрка не сразу нашлась что ответить. В голове проносились горькие слова: "А что мне было, вековать одной?!" Перевела дух, словно после быстрого бега, и сказала:
- Сперва не догадывалась... У нее, то есть у него, была отдельная комната. При мне не раздевался.
Коваль не поверил. Но в конечном счете не это его больше всего интересовало. Ему даже стало жалко эту одинокую некрасивую женщину с плоским лицом и длинным носом, которая, не находя себе пары, обрадовалась возможности иметь рядом мужчину, да еще и намного моложе. Он, Коваль, разрушил ее маленький призрачный мирок, ее непрочное ворованное женское счастье, и Нюрка поэтому не только боялась, ненавидела его. Дмитрий Иванович это понимал и не обижался.
- Но потом узнали?
"Что ему нужно от меня?" - зло думала Нюрка. Воспоминание о том, как Коваль выпрашивал у нее лодочку, вернуло ей на какое-то время прежнее чувство превосходства. Мучила только мысль: догадывается ли он о ее роли в ночном нападении?
- На такой вопрос я не буду отвечать, - твердо сказала она. - В конце концов, ничего такого не совершала. - То, что делалось в ее доме, только стены знали. И это не преступление. За любовь не судят.
- Хорошо, - согласился Коваль. - А почему он прятался и за женщину себя выдавал? Подумали об этом, когда стало известно, что ваш квартирант мужчина?
- От алиментов удрал.
- Это он так сказал?
- И Валентин, и дядька его, Самсонов.
- Поэтому и согласилась взять на квартиру?
- Конечно! - обрадовалась Нюрка, не увидев ловушки, которую приготовил для нее Коваль. - Если бы что похуже за ним было, ни за что не пустила бы! Зачем все это мне! Алименты - дело житейское. Не один он от них бегает.
- Значит, вы знали, что "медсестра" - мужчина? А раньше отрицали это. - Коваль перевернул листок протокола. - Вот записано. Как вас понимать?
- За его алименты я отвечать не буду.
- Вы поверили, что Чемодуров прячется от алиментов. А говорите, алименты - мелочь. Стоило ему, бедняге, из-за такой мелочи страдать в лифчиках и в юбке? Вам это на ум не приходило?
- Какое же это страдание - носить лифчики? - пожала плечами Нюрка. Сам он их и шил.
"И то верно, - подумал Коваль, - когда человек хочет обмануться, когда ему удобно или выгодно это, он отбрасывает сомнения и разрешает себе обманывать".
- И долго вы собирались прятать его у себя?
- Говорил, еще года два. А когда милиция перестанет разыскивать, сбросит юбку и уедем вместе куда-нибудь далеко, может, на Север или в Казахстан. Там у него тоже родственники есть.
Коваль подумал, что Чемодурову сейчас даже легче стало - не нужно прятаться. Ведь в каком нервном напряжении жил все время, ожидая разоблачения!
- Вы сказали: "Если бы что похуже за ним было, ни за что не пустила бы". Что вы имели в виду?
Она промолчала.
- И два года его не спасли бы, - продолжал Коваль. - Он не от алиментов прятался у вас, Ангелина Ивановна, и вы это знали.
- Ничего не знала.
- Он скрывался от наказания за убийство, которое совершил на Днестре, - подчеркнуто четко, выделяя каждое слово, произнес Коваль, наблюдая при этом за реакцией Нюрки. - Он уже сам в этом признался. Теперь мы с вами можем говорить как с человеком, который прятал преступника, знал об этом и не сообщил органам правосудия. Кроме того вы должны будете отвечать и за пособничество в совершении другого преступления.
- Я никогда не была на Днестре! - вскрикнула она.
- Я говорю, Ангелина Ивановна, про убийство на Днепре, в ваших плавнях, Петра Чайкуна...
Нюрка прикусила губу, а когда отпустила, Коваль увидел на ней капельку крови.