В общежитии Алексея поселили третьим к двум крановщикам из управления механизации. Новая работа слесаря-сантехника не была ему в тягость. Руки, привыкшие к металлу двигателей, уверенно работали с новым инструментом. А голова… Он старался не оставаться наедине со своими мыслями. Днем — работа. Вечером — учебники: они с Валентином готовились в строительный институт. Иногда — просто сидели у Кочневых, пили чай и разговаривали. И Генка, и Валентин были неизменно рады ему.
Только однажды Алексей задумался: не оттого ли это, что других радостей мало?
В тот раз Генка предложила:
— Что мы, в самом деле, как старики, все дома да дома. Айда на танцы!
Они втроем отправились на танцы, и Алексею, в общем-то не любителю их да и танцору неважному, в тот раз было легко, весело. А потом произошла неприятная стычка. Когда все трое, дурачась, отплясывали шейк, Генку вдруг схватил за руку невысокий, крепко сбитый парень и резко дернул. Она налетела на партнеров. Валентин, вдруг весь какой-то усохший и растерянный, взял жену под руку и быстро повел к выходу.
— Эй, куда торопишься? Оставь маруху! — коренастый, пошатываясь, стоял в образовавшемся кругу.
Алексей подошел, коротко ударил левой рукой в солнечное сплетение, а когда парень согнулся пополам, сильно толкнул правой рукой в голову Взвизгнули и бросились в сторону девчонки. В углу зала, куда задом угодил коренастый, затрещали стулья. Алексей, не оглядываясь, спустился на первый этаж и догнал Кочневых. Они шли молча и на расстоянии друг от друга.
— Это Кожан… Тюрьма давно по нем плачет… — пробормотал Валентин.
— Знаешь, Валя, — Генка взяла под руку Алексея, — ты иди домой, я приду попозже. Алеша проводит. Иди. Так лучше — и тебе, и мне.
Оставшись вдвоем, они долго молчали. Алексею было мучительно неловко: и от своего дурацкого положения, и оттого, что он не знал, как теперь оправдать поведение Валентина, и потому еще, что далее молчать уже нельзя было, а в распроклятой голове — хоть шаром покати, ни единой мысли, которую бы можно сказать вслух и не подавиться собственной глупостью.
— Что, удивился, Лешечка? — Генка говорила зло и сухо. — Да, вот так… Я все думала, что у нас на Севере черное — так как полярная ночь, а белое — как снег, без единого пятнышка…
Он вздрогнул и даже глаза зажмурил от неловкости за Валентина, укравшего эти слова. Генка, ничего не заметив, покачала головой:
— А теперь уж и не знаю, что думать… Ну, пойду. Так что не мучайся, не ищи ответа.
А потом все пошло по-прежнему. Вот до этих последних дней… Нет, неправда! Это Алексею так хотелось думать — по-прежнему. А трещина росла. Теперь уж можно не закрывать на это глаза.
Алексею пришлось еще удивиться, и не раз.
Он отработал первый месяц, приближался день зарплаты. Накануне бригадир Козыркин проходил мимо, хлопнул по плечу:
— Ну что, Леха, завтра первую обмываем?
— Придется, — улыбнулся Алексей.
Особых симпатий к этому пронырливому и грубоватому человеку у него не было, но традиция есть традиция. Назавтра, однако, отмечать ему и вовсе расхотелось: зарплата была намного меньше, чем он ожидал. Из простой арифметики выходило, что если вернуть долг Валентину, заплатить за общежитие, отдать взносы в профсоюз и комсомол, то еле-еле хватит до аванса.
Рядом так же хмуро пересчитывал деньги слесарь Абаев.
— Опять с нашими нарядами, мать его в душу, намухлевали. — Абаев подошел к Козыркину. — Бригадир, почему я так мало получил?
— Пей меньше, получишь больше.
— А ты меньше моего пьешь? Почему ты больше получаешь? А Лешка Захаров совсем не пьет — почему он меньше меня заработал?
— Не трезвонь. Захаров — новичок, первый месяц работает… Я пью — не попадаюсь. А на тебя акт — вот, в кармане. Понял? Не перестанешь балабонить — отдам мастеру, он тебе пару-тройку прогулов в табель влепит.
— Ну и гад ты, Козыркин. На Сокола у тебя небось нет акта?
Сокола, дюжего, с бегающими глазами мужика, кажется, побаивались. Говорят, сидел, ли бога, ни черта в грош не ставит. Да и с бригадиром снюхаться сумел: нет-нет и появятся оба с розовыми носами. Сейчас он подошел к столу.
— Закройся. Ты меня видел пьяным? Докажешь?
Абаев плюнул и пошел прочь.
Алексей не успел поговорить с Валентином обо всем этом вечером: было собрание. Выступал капитан из милиции.
— …Работа не для белоручек. И материальных благ особенных сразу обещать не можем… С жильем как? Для холостяков общежитие гарантируем сразу. С семейными сложнее. Но в течение года, думаю, обеспечим. Не дворцом, конечно, но все-таки… Главное, повторяю, нужны люди убежденные, с желанием. Чтобы можно было потом послать их на учебу. Сейчас я скажу, где можно учиться по нашему направлению…